Сергей молча отвесил поклон.
На следующий день Сергей в назначенный час позвонил в дверь жаждущей новых завоеваний вдовы, и симпатичная молоденькая светло-русая камеристка в красных туфлях на высоком каблуке и во французской наколке препроводила его в маленький салон своей хозяйки.
Этот маленький салон представлял собой, строго говоря, не что иное, как мышеловку, обставленную со всей мыслимой полупарижской, полувосточной роскошью, — ровно таких размеров, чтобы и кошке, и мышке нашлось достаточно простора для их забавной и жуткой игры. Для третьего здесь уже места не было. Когда Зиновия в многоцветном турецком утреннем халате вошла в комнату и опустилась в кресло между ним и дверью, Сергей почувствовал себя пленником. Им овладело приятное возбуждение, но он начал все явственнее и явственнее ощущать, что в обольстительной привлекательности этой женщины таится что-то угрожающее. Он разглядел рыболовную леску, пусть и позолоченную солнцем, и потому вел себя осторожно. Беседа приняла направление, которого Зиновия, очевидно, не ожидала: во всяком случае, когда Сергей покидал ее, она смотрела на него с вопросительной улыбкой. Она привыкла при первом же tête a tête видеть любого мужчину у своих ног. И то обстоятельство, что ее новый друг взялся рассуждать с ней о Тициане и Матейко,[22] о Гете и Викторе Гюго — здесь, в этом маленьком храме, где как бы стоял наготове жертвенный алтарь и каждый добровольно подставлял горло под ее нож, — красавицу озадачило и заставило глубоко задуматься. Она начала интересоваться Сергеем.
Он же приходил снова и снова, он из вечера в вечер умножал собой ее придворную свиту в театральной ложе и вскоре уже ежедневно присутствовал на утренних приемах. Он ухаживал за ней, оказывал ей сотни мелких услуг, любовался ею, однако остерегался к ней привязываться.
Она тотчас заметила это, ибо была умна и обладала даром читать в людских душах. Поведение Сергея в ее глазах стало дополнительным стимулом для того, чтобы постараться запрячь его в свою триумфальную колесницу. Началась увлекательная игра между красивой женщиной, пытавшейся его поймать, и ее новым почитателем, который, понимая это, упорно от нее ускользал. Не один раз Сергей чувствовал, что вот-вот станет безвольной добычей ее колдовских чар, — когда каштановые волосы Зиновии, казалось бы, случайно рассыпались у нее по плечам пышным хаосом темных петель, каждая из которых была ловушкой для сердец; когда она розовыми пальчиками перебирала локоны, словно сплетая таинственную сеть, или вела сладкозвучные речи и говорила слова, каждое из которых было многократно испытанной приманкой, теперь подброшенной именно ему.
