— Есть две версии. Я не могу пока предпочесть ни одну из них.
— Я готов услышать две, знаешь ли.
Девушка сделала паузу, окинула его долгим взглядом, словно решая, есть ли смысл тратить время на объяснения. Но потом все-таки продолжила:
— Первая — они верили все. Тогда это был магический ритуал, который служил определенной цели. Это могла быть защита для Антонио или проклятье для других жильцов дома.
Версия с проклятьем Максиму совсем не нравилась. Он суеверностью не отличался, но предпочел бы избегать даже возможности оказаться жертвой темной магии.
— Хорошо, а вторая версия какая?
— Вторая — верили не все. Один человек или несколько не верили, но использовали веру других. Они и провели ритуал. Это очень сложно определить вот так.
— Тебе не кажется, что Марк и Вика имеют право знать об этом?!
— Незачем им знать. Пока.
— Ева, это уже выходит за рамки!
— Нет, я думаю о них. Именно потому, что они — моя семья, я ничего не говорю. Они сейчас и так на взводе. Даже Марк. Такая находка может подтолкнуть их к бегству. А бегство — это плохо. Если за тобой гонится чудовище, нельзя убегать, этим ты только поощришь его. К чудовищу нужно повернуться лицом и уничтожить его. Иначе нельзя. А если ты бежишь, тебе очень сложно повернуться лицом. Такие правила.
— Откуда ты все это знаешь? — нахмурился Максим.
— Знаю. Потому что чудовища давно уже живут внутри меня.
* * *
Крик стоял на весь дом. Он казался нечеловеческим: хриплый, отчаянный… Если бы кто-то проходил в этот момент мимо здания, ему могло бы показаться, что внутри убивают животное.
Зрелище было под стать звуку. Женщина, свободно привязанная, всем телом извивалась на кровати, прогибалась и сжималась, как раненая змея. Судороги и проходили по ее телу. Глаза оставались открытыми, но реальный мир они определенно не видели. У ее губ скопилась пена, волосы слиплись, тело покрывал пот, промочивший сбившуюся ночную рубашку. Если бы женщина имела для Андре хоть какое-то значение, то никакое хладнокровие не спасло бы его сейчас от депрессии. Но она была ему никем.
Поэтому мужчина мог совершенно спокойно наблюдать за продолжающимися спазмами, поцеживая вино из бокала. Лишь когда она издавала особенно громкий вопль, он досадливо морщился, надеясь, что головной боли удастся избежать.
— Ее слышно по всей Франции! — посетовал он.
— Не придуривайся, не по всей, — отозвалась молодая женщина в белом халате, стоящая рядом с ним. — Никто ее здесь не услышит, вблизи нет ни жилых домов, ни даже дорог.
