- Кто это? - позевывая, спросил Бог.
- Это я, Мовшович, Господи, - ответил Мовшович, потом откашлялся и заорал дурным голосом:
- Куды идти-то скажешь, хозяин?.. На какой горе Константином, то ись Костиком, то ись Исааком, жертвовать?
- А, это ты, Мовшович, извини, я задумался. Ты придешь или нет?..
- Дык! - всплеснул руками Мовшович. - Как же мы могем не приттить-то? Чать вы приказали, Господи. А мы уж вас так любим, так любим, что всякий ваш приказ готовы выполнить беспрекословно точно и в срок. - И Мовшович неискренне щелкнул пятками.
- Любой приказ?.. - переспросил Бог.
- Любой! - готовно подтвердил Мовшович, подпрыгнул в воздух и звонко щелкнул пятками уже в воздухе.
- А если приказ преступный? - поинтересовался Бог.
- Что значит "преступный"? - изумился Мовшович. - Мы люди темные, мы не могем знать, какой приказ преступный, а какой нет. Это ты нам уж пропиши сначала. Не укради там, не убий, не трахни кого постороннего. Тогда мы с превеликим удовольствием все в лучшем виде и изобразим. Правильно я говорю, Костик?
Костик, он же Исаак, согласно кивнул головой.
- Вот видишь, Господи, так где та гора, на которой я должен замочить сынишку, кровиночку мою единственную! - и Мовшович стал рвать на себе волосы.
- Не юродствуй, Мовшович, - строго приказал Бог и вдруг, неожиданно азартно выкрикнул: Слушай мою команду! Отроков и осла оставь в укрытии, а сам вместе с Исааком, применяясь к складкам местности, выдвигайся к высоте 411.
- Слушаюсь! - выкрикнул Мовшович, сделал кульбит, трижды шлепнув пятками, и скомандовал Исааку, приземляясь:
- Равняйсь! Смирно! Бегом шагом марш! - и вместе с Исааком, применяясь к складкам местности, короткими перебежками двинулись к высоте 411.
Когда они добрались до вершины, обнаружилось, что они забыли дрова. Исаак поплелся за дровами. А Мовшович обратился к Богу!
- Во! Видишь, Господи, как я тебя люблю!
- Увижу, когда ты принесешь в жертву мне сына своего Исаака!
- Да принесу, принесу! - вздохнул Мовшович. Но ведь это еб твою мать! Мой любимый сын, Господи...
- Прежде всего, Мовшович, не упоминай моей матери. У меня ее никогда не было. И я об этом постоянно грущу. А во-вторых, какой смысл в жертве, которая тебе безразлична?
- Это так, - поник головой Мовшович, - хотел бы я посмотреть, как бы ты отдал в жертву своего любимого сына...
Бог тяжело вздохнул!
- Ты, Мовшович, этого не увидишь. Но это произойдет. Не скоро, но произойдет. На страшные муки обреку я сына своего. Дабы он, смертию смерть поправ, открыл вам путь в мое царствие.
