Тощий, как цапля, сгорбленный старик с седым венчиком волос и аскетичным лицом древнего мудреца, одетый в кремовое кимоно, стоял спиной к морю, обеими руками тяжело опираясь на палку. Рядом с ним была девушка лет восемнадцати в лиловых джинсах и ярко-желтой маечке. Ласковым, нежным движением девушка коснулась рукава кимоно:
— Отец, послушайтесь меня, пойдемте обратно в город.
— Рано или поздно, я так или иначе туда вернусь! Ты же знаешь, дитя мое, что я принял твердое решение остаться в этом городе, невзирая на то, что друзья наши, увы, все как один нас покинули.
— Но вы так упорствуете, так хотите стоять здесь, под открытым небом, что непременно получите простуду и захвораете.
— Благодарю тебя, дитя мое, но я чувствую в этом острую необходимость, мне непременно надо лично присутствовать при всем, что здесь происходит!
Хьен вдруг заметил маленького мальчика в зеленой рубашке, издали очень похожего на их беглеца, — мальчик вертелся возле людей, окруживших походную печурку, тина солдатских походных кухонь, от нее над пляжем тянулся голубоватый дымок.
— Шинь!
Мальчик в золеной рубашке не оглянулся на его зов, зато старик в кимоно встрепенулся и поднял голову. Девушка тоже посмотрела на Хьена, но тут же смутилась и поспешила отвернуться.
Старик не отводил взгляда от Хьена и после некоторого колебания, решительно опершись на свой посох, двинулся ому навстречу.
— Приветствую вас!
— Здравствуйте, уважаемый, — вежливо ответил Хьен.
— Вы позволите мне переговорить с вами?
«О чем?» — недоуменно спросил себя Хьен, он никак не ожидал быть вовлеченным в беседу с этим человеком.
— Отчего же, — сказал он вслух, — только прошу меня заранее извинить, времени у меня в обрез.
— Да-да, конечно, я понимаю, вы очень заняты, сейчас много неотложных дел.
Хьена разбирало любопытство — о чем собирается говорить с ним этот такой далекий, чужой ему человек?
— Не помню точно, в который раз мне доводится встречаться с вашими, я хотел сказать — с коммунистами. Не обессудьте, что не зову вас так, как теперь принято — бойцы Освобождения.
Девушка, в начале их разговора остававшаяся на прежнем месте, подошла к старику и попыталась тихонько окликнуть его, однако он не обратил на нее никакого внимания.
— Поверьте, — продолжал старик, — здесь на этих песках, где сейчас так много народу, вы единственный, с кем мне хочется говорить. Не будь вас, я предпочел бы беседовать сам с собой. Кстати, со вчерашнего утра, то есть вот уже целый день и целую ночь, я только это и делаю. — Старик ударил палкой о землю. — И вот к чему я пришел: только вам, коммунистам, дано заняться переустройством этого общества, взять на себя управление всем в этой стране, ибо любая другая группировка или отдельная личность обнаружили бы здесь свое полное бессилие и только ввергли бы страну в еще большую неразбериху…
