— Цыть, — хрипло сказали ему откуда-то сверху. — А то зарежу.
Илья решил на всякий случай поверить и примолк. Да он и орал-то скорее от неожиданности, чем от протеста, ошеломлённый резкой сменой декораций. В следующую минуту он осознал, что схвачен, связан, перекинут через круп лошади за спиной всадника, и что его куда-то быстро везут. Может быть, в ставку Восточно-Предельного Дракониата — а может быть, и нет… Скорее всего, нет, не в ставку: угроза, произнесённая тоном усталым и равнодушным, прозвучала весьма убедительно. Разговоры конников (их было трое, и тот, что вёз Илью, скакал в центре и чуть впереди) подтвердили это предположение.
— Исхалтурились Чистильщики, — угрюмо заметил скакавший справа. — Тяп-ляп, абы как, побыстрее, отрапортует — и на помост. А мы после него дочищай…
— Да и ты бы исхалтурился, — рассудительно возразил тот, что слева. — Двенадцатый город у парня!
«Это они про меня? — мысленно возмутился Илья. — Это — я исхалтурился?.. Впрочем, да. Они же не знают, кого везут. Они подобрали сбежавшего горожанина и по следам поняли, что он бежал из моего города…»
— Ты кумангу-то хоть единожды в руках подержал? — спросил рассудительный.
— А что?
— А то! Ты бы на другой день свинца запросил, кабы подержал.
— Я не Чистильщик, — возразил угрюмый. — Моё дело маленькое.
— Вот и сполняй своё дело.
— А я сполняю. И без халтуры.
— Языки! — хрипло сказал вёзший Илью.
— Ничо, — возразил рассудительный. — Без памяти он — ишь, болтается.
— Остановись-ка, я его тресну, — предложил угрюмый. — Болтаться-то он болтается, да мало ли.
— Не убей, — предупредил хриплый, останавливаясь. — Единица человеческого счастья, как-никак, хоть и недоделанная.
— Я аккуратно, — пообещал угрюмый. — Без халтуры.
Илью треснули, и очнулся он уже на мокрой горячей брусчатке посреди незнакомой улицы. Исходящие влагой камни обжигали правую щёку и — сквозь разодранный рукав камзола — плечо. Хотелось пить. И не столько рассеивал тьму, сколько трещал и чадил возле чьих-то высоких дверей одинокий факел.
Ни пояса, подаренного ему титанами, ни тем более фляг с вином Илья на себе не ощутил, да и руки были всё ещё связаны за спиной и онемели. Ноги, впрочем, были уже свободны. Илья перекатился на живот, упёрся подбородком в мостовую и подтянул под себя колени. Усилие опустошило его. На какое-то время он остался лежать в неудобной позе, прислушиваясь к просыпающимся болям в избитом теле. Особенно сильно ломило в пояснице и в вывернутых плечах. И хотелось пить. Страшно хотелось пить. Разбухший от сухости язык не помещался во рту.
