– С колен подымитесь, – снова раздался негромкий голос, но в нем была такая сила, что я вскочил как подстреленный.
Хмурый лик царя разгладился от моих скаканий.
Он перевел взгляд на Хворостинина и, ехидно улыбнувшись, спросил:
– Так в чем же твой интерес, Дмитрий Иванович, что ты так за мальчишку вступаешься?
– Так ни в чем у меня нет интереса, государь, только несправедливость исправить.
– Ну кто же, кроме тебя, отрока Щепотневым признать может?
– А вот грамота, подписанная всеми, кто видел этого парня в отрочестве, дюжина подписей есть. – И воевода с поклоном вручил грамоту дьяку, стоявшему у трона.
Иоанн Васильевич приподнял голову и осмотрел зал, выражение лица его вмиг изменилось, и у меня по спине потек холодный пот.
– Бояре, слышали, как мой воевода за справедливость Божию ратует? А чем я хуже своего воеводы? Вот тут у меня донесение воеводы из Торжка есть, боярин Трунов в татьбе уличен и в колодках сидит, на дыбе уже рассказал, сколько и чего награбил и кому продал, и сообщников всех описал. Спрашивает воевода, что я с этими татями делать прикажу.
Царь сделал паузу и со зловещей ухмылкой продолжил:
– На кол их всех.
А затем, повернувшись ко мне, продолжил:
– А тебе, Щепотнев, передаю в вечное владение вотчину Трунова и усадьбу твоего отца в Москве. А со службой я еще решу, надо мне поразмыслить, интересные вещи про тебя говорят. Когда решу, узнаешь.
Затем он посмотрел на Дмитрия Ивановича:
– Тебе же поручаю взять полки и в скором времени идти под Коломну, опять крымцы на нас собираются, вот-вот степь просохнет и тут как тут будут. Все – идите.
И мы, низко кланяясь и пятясь, дошли до выхода, где повернулись и вышли во двор. Я вытер пот, струившийся по лицу, и с удивлением заметил, что то же самое делает воевода. Приметив мой взгляд, он улыбнулся:
– Строг наш государь, но… справедлив. А все равно страшно.
Обратно мы ехали молча, каждый погрузился в свои мысли. Наконец я не выдержал:
– Отец, почему ты молчишь?
– Ты знаешь, Сергий, я ведь только сейчас немного в себя пришел. Ведь еще в прошлом годе письмо от воеводы получил, не поверил ему. Думал, давно уже моя кровиночка сгинула. А там, может, поблазнилось старому Поликарпу? Но вот когда он повторно написал, да и ты свое добавил, тут я уже забеспокоился, нашел ниточку одну, и привела она меня к человеку, который тебя передал похитителям, ну а когда пятки ему поджарили, рассказал он, что не убили тебя, а в люди отдали, как там Трунов-то сказал: «Пускай отродье в смердах помыкается». Но все равно, пока тебя не увидел, в сомнениях был. А потом ты видел сам, ездил по друзьям да приятелям, всем надо было тебя показать да грамоту подписать, дело-то не простое, за лжу царю, сам понимаешь, что будет. А теперь дело вроде сделано, вот душой и отдыхаю, хотя какой отдых, послезавтра уже к войскам поеду. В усадьбе-то твоей почти вся челядь старая, тебя помнят, так что сейчас отправимся туда. И в поместный приказ завтра съездим, надо, чтобы бумаги на тебя сделали. Вотчина твоя в тверской земле, после Трунова осталась, он хоть и порастряс ее после Щепотнева, но жить с нее придется. Слышал, сам государь сказал, думать будет о твоей службе, жалованья пока нет. А вотчина у тебя поболе трехсот четей хорошей земли будет. Не знаю, как в этом году, а в следующем тебе уже придется двух оружных поднимать. Я тебе, конечно, помогу для начала, но если в тебе моя кровь, то все сможешь сделать сам.
