— Что же я должен сделать, чтобы разрушить заклятие? — спросил мой доблестный брат.
— Трижды поцелуй меня до ссссегодняшнего заката, и я вновь сссстану твоей ссссестрой…
Тут Винд побледнел, и кто бы его осудил за это! Я достаточно гляделась в зеркала прудов и тихих ручьев и вполне представляла собственное безобразие. Зубы как кинжалы, огненно-алые чешуи размером с воинский щит, сверкающие глаза… не говоря уже о голове, вдвое большей рыбачьей лодки-куругла. Но самым страшным был ужасающий жар моего дыхания. Как ни старалась я его сдерживать, оно все равно обжигало брату кожу. Винд был храбрецом, он забыл о боли и сразу поцеловал меня. Как мал был его рот по сравнению с моей чудовищной пастью!
И ничего не произошло, он только нажил себе волдырей.
Я снова обратилась к нему с мольбой, и он поцеловал меня во второй раз. Волдырей стало еще больше, он вскрикнул от боли…
Солнце между тем садилось, и с ним проваливались в небытие мои надежды. Винд опять повернулся ко мне, и тут уже я чуть не вскрикнула от вида его обожженной кожи. Меня удержала лишь мысль о том, что сотворит с ним огненный выхлоп из моих легких, если я закричу.
— Пожалуйста, братец… — прошептала я в последний раз.
У него чернела кожа, от волос шел дым, из глаз от боли текли слезы. Все-таки он подался ко мне и поцеловал меня в третий раз…
И тогда ужасная боль обрушилась уже на меня, ибо кости, кожа, каждая пядь моего тела внутри и снаружи опять претерпевали мучительную трансформацию, только в обратном порядке. Я съеживалась и уменьшалась, вновь становясь юной девушкой, которой когда-то была.
Еще несколько мгновений — и я, совершенно нагая, стояла перед своим братом. Он закутал меня в свой плащ, поднял на руки и понес в замок…
Но нам с ним некогда было отдыхать и лечиться, ибо еще одно дело оставалось незавершенным. Винд все проделал с легкостью и благородством, и волдыри не помешали ему. Взяв рябиновый жезл, он поднялся по винтовой лестнице в башню, где ожидала неизбежной расплаты наша с ним мачеха. Ему не потребовались заклятия, чтобы восстановить справедливость. Он всего лишь один раз ударил ее рябиновым жезлом. В эти мгновения я держала его за руку и ощутила такой странный рывок, как если бы из меня что-то выдернули. Позже я узнала, что меня таким образом покидала магия трансформации.
Глаза нашей мачехи страшно выкатились. Она вскрикнула — и сама начала преображаться. Рот расширился, кожа проросла бородавками, она стала уменьшаться… И вот перед нами сидела самая большая и мерзкая жаба, какую я когда-либо видела.
