Фелиси долгим поцелуем поцеловала его в губы.
— Я люблю тебя!
— Это правда?
— Да, да. А ты?
— Я тоже люблю тебя. Я не думал, что так полюблю тебя.
— Значит, это пришло потом.
— Это всегда приходит потом.
— Ты прав, Робер. Заранее знать нельзя.
Она покачала головой.
— Вчера я совсем разболелась.
— Ты советовалась с Трюбле? Что он сказал?
— Он сказал, что мне необходимо отдохнуть, успокоиться… Родной мой, нам придется недельки две еще быть умниками. Ты огорчен?
— Ну, конечно.
— Я тоже огорчена. Но что поделаешь?..
Он прошелся несколько раз по комнате, ко всему приглядываясь. Она следила за ним с некоторым беспокойством, опасаясь, что он будет расспрашивать о незатейливых украшениях и простеньких безделушках, скромных подарках, происхождение которых не всегда объяснишь. Выдумать, конечно, можно все, что угодно, но легко запутаться, нажить неприятности, а стоит ли из-за такой ерунды! Она постаралась отвлечь его внимание.
— Робер, открой мой ящик для перчаток.
— А что там в этом ящике?
— Фиалки, которые ты мне подарил в первый раз. Родной мой, не оставляй меня. Не уезжай… Как подумаю, что не сегодня-завтра ты можешь уехать за границу, в Лондон, в Константинополь, я с ума схожу.
Он успокоил ее, сказал, что его хотели послать в Гаагу. Но он не поедет, добьется, чтобы его оставили в министерстве.
— Обещаешь?
Он искренне обещал. И Фелиси повеселела.
— Видишь, родной мой, — сказала она, кивнув в сторону небольшого зеркального шкафа, — вот перед ним я разучиваю роли. Когда ты пришел, я работала над четвертым действием. Я пользуюсь теми минутами, что бываю одна, и пытаюсь найти верный тон. Я стараюсь говорить на одном дыхании, плавно. Если бы я послушалась Ромильи, речь у меня получилась бы отрывистая, а это мельчит образ. Мне надо сказать: «Я вас нисколько не боюсь». Это самое эффектное место в роли. Знаешь, как Ромильи хочет, чтобы я сказала: «Я вас нисколько не боюсь»? Сейчас объясню: надо закрыть ладонью рот, растопырить пальцы, так чтобы на каждый палец пришлось по слову, сказанному отдельно, особым тоном, с определенной мимикой: «Я, вас, нисколько, не, боюсь», словно я показываю марионеток! Не хватает только надеть на каждый палец бумажный колпачок. Как это тонко, как умно, правда?
Потом, откинув волосы со своего высокого лба, она сказала:
— Сейчас я тебе покажу, как я это делаю.
Неожиданно преобразившись, выросши, она сказала с наивной гордостью и спокойным простосердечием:
— Нет, сударь, я вас нисколько не боюсь. Зачем мне вас бояться! Вы думали поймать меня в расставленную вами западню, и сами оказались в моей власти. Вы человек чести. Теперь я нахожусь под вашим кровом, и вы скажете мне то, что сказали вашему врагу шевалье д'Амберру, когда он очутился за этой оградой: «Вы у себя: приказывайте!»
