Нехамов жадно выпил чарку водки, заел ее сочным куском мяса, еще раз крякнув, налил вторую.
После этого он опять вздел глаза к потолку и еще задумчивее продолжал:
- Японская нация лягушек и черепашек в пищу потребляет.
Подумав, старик вонзил белые молодые зубы в сало, покачав головой, осуждающе посмотрел на свои ноги в аккуратных новеньких чириках. Однако ему что-то в них не понравилось, он досадливо подергал верхней губой и недовольно сказал:
- Немецкая нация покрепче японской будет. Немец-он что любит? -Колбасу, сосиски, шоколад почем зря трескает. Пвдо опять же он пьет от пуза. Немец без пива жрать не сядет, это его и не проси. А от пива в теле получается крепкость, сила. Или ты возьми свинячью ногу, такую немец жарит целиком...
Прончатов сидел каменно. За то время, пока старик ел и философствовал, Олег Олегович не издал ни звука, не пошевельнулся, не переменил почтительного и несколько глуповатого выражения лица. Да и что он мог сделать, что значил он, главный инженер сплавной конторы, когда в кресле сидел истинный владыка Тагара Никита Никитович Нехамов - философ, умница, самородок, плотник и столяр, глава огромной династии Нехамовых!
Десять сыновей Никиты Нехамова, двадцать внуков, четыре дочери, около двадцати внучек - вот кто вершил главные тагарские дела. Придешь на шпалозавод - висят огромные портреты двух рамщиков Нехамовых, заглянешь в механические мастерские - возле ворот три поясных портрета металлистов Нехамовых, забредешь в кузницу - машет молотом Нехамов, пойдешь в сельсовет за справкой - за председательским столом посиживает Клавдия Нехамова, зайдешь на огонек вечером в клуб - похаживает по нему заведующий Нехамов, приплетешься на маслозавод сдавать молоко государству - молоко принимает Мария Нехамова, захочешь на малом пароходишке поехать в райцентр - сидит на кнехте начальник пристани Нехамов, напьешься до чертиков - тебя бережно отведет в кутузку участковый уполномоченный милиции Нехамов. Везде и всюду в Тагаре были Нехамовы, и конца-краю этим Нехамовым не было.
Поэтому Олег Олегович Прончатов на резной табуретке сидел смирно, на то, как вкушает Никита Никитович, смотрел скромно, речи его слушал внимательно. Он и глазом не моргнул, когда старик, закончив трапезу, довольно почмокал губами, вытершись домотканой салфеткой, поднял руки и негромко хлопнул ладонями:
- Лизавета, а Лизавета! Опять наблюдается опоздание, Лизавета!
Приняв от мужа опустевший поднос, жена поднесла ему деревянную миску, в которой он вымыл пальцы, потом подала полотенце, которым он вытер руки, и уж тогда исчезла, пробормотав на прощанье:
