В третий раз ударил гром, наступила пустая тишина, а после нее затарабанили, застучали дятлами по палубе крупные и твердые дождинки. Миг и вся земля превратилась в сплошной дождь, такой плотный и сильный, словно весь мир накрыли плотным, зеленым покрывалом.
Могучий, торжествующий дождь обрушился на землю, и мгновенно вымокший Евг. Кетекой бросился к люку, провалился в него и в тесной каютке наткнулся на такую картину: оторвавшись от доклада-, Олег Олегович Прончатов смотрел на фельетониста сочувственно, но растерянно. Потом на лице Прончатова появилась застенчивая, неловкая улыбка.
- Дело осложняется, товарищ Евг., - сказал он прочувствованно. - При такой скорости мы на Ула-Юл придем только завтра к вечеру. Доклад я, конечно, закончить успею, но вот вопрос, что мы будем есть? Вы захватили что-нибудь с собой?
- Нет! - ответил мокрый фельетонист. - В суматохе как-то в голову не пришло...
- Вот и я в суматохе, - огорчительно признался Прончатов. - Может быть, у команды что-нибудь найдется... Да вы присаживайтесь, присаживайтесь, не стесняйтесь!
К девяти часам вечера дождик немного утишился, но зато окончательно выяснилось, что "Волна" навстречу течению идет со скоростью двенадцати километров в час, а у команды ничего съестного, кроме хлеба, соли и лука, нет. Это объяснила через люк перевернутая голова склонившегося вниз Яна Падеревского и добавила многозначительно:
- ...конечно, если экономить командировочные...
- Пойдите прочь с моих глаз - гневно сказал голове Олег Олегович и совершил вытянутым пальцем Дугу. - Немедля подать нам постельное белье!
- Белье? - переспросила голова. - Белье мы можем подать! Вот только, Олег Олегович, оно сырое по той причине, что кормовая каюточка-то протекает. А матрасов, Олег Олегович, и вовсе нету. Завхоз сказал, что все пришлось отдать молодому рабочему пополнению.
- Прочь, прочь! - берясь дрожащими пальцами за виски, хрипло сказал Прончатов.
- Пожалуйста! -ответила голова, прежде чем скрыться. - За бельишком-то сами пойдете или вон гостя откомандируете. Я от штурвала оторваться не могу, матрос Пуляев брезент держит, чтобы крыша не протекала, а моторист у мотора, так как с этой железины глаз спускать нельзя... Ой, катастрофа, я, поди-ка, с курса сбился! Ой, авария!
Голова мгновенно исчезла, наверху раздались испуганные вопли и крики; содрогнувшись, катер пошел влево, лотом вправо. Секундой спустя на палубе загремели тяжелые шаги. "Волна" панически заревела сиреной, донеслась умопомрачительная ругань, скрежет металла.
