— Он течет, — сказал я, показывая на левое плечо трупа.
Простыня пропиталась ярко-синим химическим веществом с прожилками свернувшейся крови.
— А я думала, что все перекрыла, — забеспокоилась мама, надевая крышку на емкость с формальдегидом и протягивая ее мне.
Она откинула простыню, обнажив культю руки, — та была туго перевязана, но ткань уже стала багровой. Руки не было.
— Вот черт! — воскликнула мама и бросилась за бинтами.
— У него нет руки, — посмотрел я на маму. — Я же спрашивал, не пропало ли у него что-нибудь, а ты ни слова не сказала про руку.
— Что там у вас? — спросила Маргарет.
— Убийца забрал его руку, — сказал я, приближаясь к телу и стягивая с него простыню.
Брюшина и на этот раз была распорота, но не с такой свирепостью, как у прошлой жертвы, — порезы были меньше, как и их количество. Этого фермера — судя по бирке, его звали Дейв Берд — не выпотрошили. Внутренние органы не вынули и не собрали в кучу.
— Чем это ты занимаешься? — сердито спросила мама.
Она выхватила у меня простыню и накрыла тело:
— Имей уважение к мертвым.
Я слишком много говорил и знал, что слишком много говорю, но остановиться не мог.
— Я думал, он что-то делает с органами, — сказал я, — но он их просто перебирал, чтобы найти то, что ему нужно. Он их не раскладывал как-то по-особенному, не играл с ними или…
— Джон Уэйн Кливер, — одернула меня мама, — что за бред ты несешь?!
— Это изменяет весь его психологический портрет, — сказал я, жалея, что не могу замолчать.
Мое открытие меня слишком взволновало.
— Дело не в том, что он делает с телами, а в том, что забирает. Выпотрошить человека — это самый легкий способ найти почку, это не посмертный ритуал…
— Посмертный ритуал? — переспросила мама.
Маргарет положила троакар и посмотрела на меня. Я чувствовал, как они сверлят меня взглядом и понимал, что попался. Сказал слишком много.
— Ты не хочешь все объяснить? — спросила мама.
Мне нужно было как-то сгладить впечатление, но я зашел слишком далеко.
— Я просто говорил, что убийца не играет с телами, — сказал я. — Что в этом такого?
— Ты был возбужден, — обвинительным тоном сказала мама. — Тебе доставило удовольствие это мертвое тело и то, как его распотрошили.
— Но…
— Я видела радость на твоем лице, Джон, и, я думаю, доводилось видеть ее и прежде. А вызвало ее мертвое тело — настоящий человек, у которого была настоящая семья и настоящая жизнь. И ты все никак не можешь этим насладиться.
— Нет, это не так…
— Вон! — сказала мама хрипловатым голосом, означавшим, что спорить не имеет смысла.
