1 декабря 1997 года
Мне все труднее и труднее совмещать работу и танго. Окружающие то и дело вежливо интересуются, все ли со мной в порядке. А все потому, что я жутко бледна и каждые две секунды зеваю. К тому же я плохо себя чувствую и стала безумно раздражительной по отношению к своей ассистентке, хоть и стараюсь вести себя с ней терпимо. Но Господи, она страшно действует мне на нервы!
Во-первых, эта девчонка стала невыносимо жизнерадостной по утрам. И сегодняшнее утро не исключение. Целых десять минут она пересказывала мне краткое содержание сериала «Друзья», который показывают уже во второй раз. Я пыталась изобразить интерес, насколько мне это удавалось. Только когда она закончила свой рассказ, я попросила ее поработать наконец над рекламным роликом консервированных макарон, который должны были крутить на семи континентах, включая Южный полюс. Я вычислила, что таким образом она хоть ненадолго займется делом и мне не придется выслушивать содержание последней серии «Зайнфельд»[24] (я ее смотрела).
Я пыталась использовать преимущество своего кабинета (я имею в виду отсутствие в нем окон) и хоть ненадолго расслабиться на толстом ковре. Но больше пяти минут урвать для отдыха не получалось: клиенты! Я была им нужна в это время, как никогда. А моя ассистентка не давала мне покоя беспрестанным стуком в дверь и вопросами. Теперь вы мне верите, что она действительно меня раздражает? Думаю, следовало бы повесить на двери табличку: «Не беспокоить».
27 января 1998 года
Когда той ночью в «Бель-эпок» Армандо проигнорировал меня (впрочем, как и остальные), я решила, что на этом все и закончится. Но я не приняла в расчет его латиноамериканское происхождение. На самом деле чем решительнее девушка настроена на отказ, тем больше это нравится аргентинским парням. Держу пари, если бы среди латинских любовников проводили опрос, девять из десяти подтвердили бы, что их больше заводит процесс преследования, нежели сама победа. Что могло означать только одно. Наивно полагая, что никакая опасность мне не грозит, я жестоко заблуждалась.
После досадного эпизода в машине он принялся осыпать меня знаками внимания и цветами, ублажать телефонными звонками и шоколадными конфетами. Я вынуждена была констатировать — к такому обращению я не привыкла. Обычно мой выбор падал на тех, кто относится ко мне как к ничтожеству. И потому я не могла не почувствовать приятную перемену. Настолько приятную, что каждый раз во время танца мне становилось все сложнее и сложнее разграничивать любовь на танцполе и вне его.
