В следующий понедельник за нами приезжает человек в безукоризненном пальто. Мама знакомит меня с ним. Его зовут Фрэнк.
— Мы теперь будем жить у Фрэнка, — говорит мама, застегивая мне куртку. Наши чемоданы уже в багажнике его машины. — Тебе там понравится. У Фрэнка большой дом с садом и центральным отоплением. У тебя будет своя собственная новенькая спальня.
Я тупо смотрю на Фрэнка и не знаю, что сказать. Мне интересно, смогу ли я надуть свой глобус, когда мы приедем, но вопрос мой приходится как-то не ко двору. Фрэнк предлагает купить мне новый глобус или куклу Барби. Помню еще, что он пытается взять меня за руку, а я вырываюсь, и ему остается только похлопать меня по плечу.
— Поехали. — Мама сажает меня в машину. — Тебе у Фрэнка понравится. У него два сына-близнеца. Они ненамного старше тебя, так что тебе будет с кем играть.
Мы садимся в машину, мама целует Фрэнка в щеку, и он весь заливается краской. Мы трогаемся и едем по набережной, и мама поворачивается ко мне и повторяет уже сказанное. У Фрэнка мне будет тепло. У Фрэнка мне не будет одиноко. Я ее почти не слушаю. Я-то знаю: не меня она старается убедить.
У меня выдалась беспокойная ночь. Мне снилось, что я занимаюсь сексом с Боно и Эйджем. Замечательным, мерзким, потным, грязным перепихоном на кровати размером с небольшую страну третьего мира. Все началось здорово — Эйдж был очень ласков, — и я уже была близка к оргазму, как вдруг волосы у Боно стали выпадать пучками — горячие жирные пряди, пропитанные клеем для париков и пахнущие пармскими фиалками, так и липли к моим рукам. Интересно, что такой сон может значить? Надо бы спросить у Джо. М-да. Нет, не стоит вмешивать Джо. Отношения у нас в последнее время и так стали какие-то сухие — наши свежевымытые тела были близки не меньше двух недель назад, — и он только расстроится, когда представит себе, как 75 процентов «U2» терзали меня и катали по кровати (у меня осталось смутное подозрение, что Ларри Маллен-младший[33] тоже участвовал). Безнадежное дело. Хоть застрелись.
Я выскальзываю из спальни (Джо еще спит), пробираюсь на кухню и готовлю кофе. В никелированных боках кофейника отражается моя сонная физиономия. Я поворачиваю кофейник, чтобы было лучше видно, и всматриваюсь. Зрелище не вдохновляет. Возле глаз какие-то черточки — через пару месяцев они превратятся в полноценные морщинки, — на лбу коричневая полоса — надо поменьше бывать на солнце.
Я бросаю в чашку два куска сахара и шарю по полкам в поисках банки с огурцами. Если Джо рядом, я стараюсь не есть их на завтрак. А ведь так здорово начать день с огурцов — ранним утром у них особый вкус. Ничто так не пробуждает организм, как соленая острота маринованного огурца. Ничто так не приглушает горечь преждевременного кризиса среднего возраста, как хорошая маринованная луковица.
