Четыре произносит:
— Это Трис и Кристина.
— Ого, Сухарь, — ухмыляется Эрик. Улыбка растягивает проколы от пирсинга в его губах, и я морщусь. — Посмотрим, долго ли ты протянешь.
Я должна что-то сказать, например, заверить его, что протяну очень долго… но слова не идут на ум. Не понимаю почему, но мне не хочется, чтобы Эрик смотрел на меня. Ни сейчас, ни в будущем.
Он барабанит пальцами по столу. Костяшки его пальцев сбиты, как будто он слишком сильно ударил их обо что-то.
— Чем ты занимался в последнее время, Четыре? — спрашивает он.
Четыре пожимает плечами.
— Да так, ничем.
Они друзья? Мой взгляд мечется между Эриком и Четыре. Все, что делает Эрик — сидит с нами, расспрашивает Четыре, — говорит о том, что они друзья, но поза Четыре, напряженная, словно натянутая струна, заставляет предположить, что они нечто иное. Соперники, быть может, но разве это возможно, если Эрик — лидер, а Четыре — нет?
— Макс говорит, что пытается встретиться с тобой, а ты не показываешься, — произносит Эрик. — Он просил разузнать, что с тобой происходит.
Четыре несколько секунд смотрит на Эрика, прежде чем ответить.
— Скажи ему, что я вполне доволен своим местом.
— То есть он хочет предложить тебе работу.
Кольца в брови Эрика сверкают на свету. Возможно, Эрик воспринимает Четыре как потенциальную угрозу его положению. Отец говорит, что те, кто стремится к власти и добивается ее, живут в вечном страхе ее потерять. Вот почему мы должны вручать власть тем, кто к ней не стремится.
— Похоже на то, — говорит Четыре.
— И тебе это не интересно.
— Мне два года это не интересно.
— Что ж, — произносит Эрик. — Тогда давай надеяться, что до него дойдет.
Он хлопает Четыре по плечу, чуть сильнее, чем нужно, и встает. Когда он уходит, я сразу оседаю на стуле. Я не осознавала, что так напряжена.
— Вы двое… друзья? — Я не в силах сдержать любопытство.
— Мы были в одном классе неофитов, — отвечает он. — Он перешел из Эрудиции.
Все мысли об осторожности вылетают из головы.
— Ты тоже был переходником?
— Я думал, нелегко придется только с правдолюбами, которые задают слишком много вопросов, — холодно парирует он. — Теперь и Сухари подключились?
— Наверное, это потому, что ты такой мягкий, — равнодушно предполагаю я. — Ну знаешь, как кровать, утыканная гвоздями.
Он смотрит на меня, и я не отвожу взгляд. Он не пес, но с ним работают те же правила. Отвернуться — значит подчиниться. Смотреть в глаза — значит бросить вызов. Это мой выбор.
