– Аппаратный контакт? – запросил диагност Центрального аппарата.
– Норма, – доложил анализатор терминала.
– Уровень сигнала?
– Сорок восемь единиц от порогового.
– Скорость обмена?
– Восемь с половиной.
– Сжатие данных?
– Включено.
– Контроль ошибок?
– Включен.
– Тип вживленного чипа?
– «Прикладные Цифровые Решения», футорочип, экспериментальная модель, серийный номер ЛК 040314168, экземпляр 2, спецзаказ.
– Драйвер устройства?
– «Пластичные Вычислительные Технологии», Фора-51, версия 34.9008.75.
– Идентификационный номер реципиента?
– НМ 54277059-28956.
– Дата последней диагностики?
– 18 ноября 2232 года.
– Готовность к обмену?
– К обмену готов.
– Обмен разрешаю.
Как только сетевое подключение состоялось, Харднетт вышел через меню на Обучающий узел и запросил информационный пакет по Тиберрии. Узел с готовностью предложил возможные варианты. От расширенного полковник категорически отказался – зачем грузить лишней информацией память? Не резиновая. Ограничился стандартным пакетом. Запустил загрузку и положил набирающуюся ума голову на по-школярски сложенные руки.
Операция прошла без прерываний и заняла двадцать две с половиной минуты. За это время Харднетт успел подремать и даже увидеть сон.
Во сне он сидел возле потрескивающего камина и глядел через замызганное осенними дождями окно на ветку вишни. По ней, узловатой, в поисках чего пожрать рыскали голодные взъерошенные воробьи.
Внезапно – будто сорвалась с чьего-то пера жирная клякса – на ветку уселся дрозд. С базарным шумом разогнав пернатую мелочь, дрозд остался в надменном одиночестве и зачем-то стал раскачиваться.
Видя, как прогибается под тяжестью черной птицы ветка, Харднетт подумал: «Сломается». Встал, открыл окно и сделал «кыш». Дрозд не улетел. Мало того, стал раскачиваться сильнее. Харднетт выхватил пистолет. Догадливая птица тут же вспорхнула, но вместо того чтобы исчезнуть, совершила вираж, набрала высоту и, прижав крылья, свалилась в боевое пике.
«Птицы – не всегда то, чем они кажутся», – подумал Харднетт, вскинул ствол, прицелился и нажал на курок. Но выстрела не случилось. Он нажал еще раз – нет.
Еще, еще и еще – нет, нет и нет.
Пистолет давал осечку за осечкой, а наглая птица уже подлетала. Она стала такой огромной, что затопила своей чернотой весь мир. Зловещая беспросветность грозила через секунду поглотить и самого Харднетта, но он еще раз, уже пребывая в крайней степени отчаяния и заходясь, как это зачастую и бывает во сне, беззвучным криком, потянул на себя как никогда тугой крючок.
