* * *
— Слушай, так у тебя сегодня день рождения? — спросил неожиданно Филби, когда отделение строем шло в зал с установками трансформации.
— Точно! — обрадовался Никсон, который и сам забыл про сегодняшнюю дату. — А ты откуда узнал?
— Угадай с трех раз, — хохотнул Ралф, довольный изумлением друга. — Мы тут четыре месяца уже почти, а ты все думаешь, что мне не хватит времени залезть в твое дело и посмотреть, когда и где ты зародился?
— Нет, конечно, я мог бы и догадаться.
— Поздравить тебя, конечно, поздравят. — продолжил Филби, хитро ухмыляясь. — И даже, наверное, на ужин банку сгущенки из сухпая вручат. А я тебе тоже тут подарочек приготовил.
— Подарок?! Здорово! Какой? — восторженно спросил Майкл.
— Рядовой Никсон, на исходную! — скомандовал их командир отделения.
За разговором они достигли аппаратов, и курсанты привычно забирались в саркофаги. Настала очередь Майкла, и сержант уже нетерпеливо хмурил брови.
— Потом, — махнул рукой Ралф. — Иди уже. А то сержант сейчас подарок устроит десятикилометровый.
Майкл привычно скользнул в пасть саркофага, гадая, какой же подарок мог приготовить ему Филби. Все их общение говорило о том, что он может быть совершенно непредсказуем. Принимая у техника мундштук дыхательного шланга, Никсон бросил взгляд в сторону сослуживцев. Склонившийся над плечом сисадмина, сидящего за своим терминалом, Ралф помахал ему рукой.
По телу начала подниматься граница теплого биораствора. Вскоре раствор привычно скрыл плавающего в нём человека. Пугающая несколько месяцев назад процедура теперь даже доставляла определенное удовольствие — слишком редко курсантам удавалось вот так поваляться тридцать минут в теплой расслабляющей «ванне», позволяя себе думать о чем угодно, а главное, абсолютно ничего не делать. Вернее, понятие «слишком редко» не вполне отвечало действительности — последняя ванна у тех, кто вообще пользовался ванной, была все в тех же месяцах позади, на гражданке.
Вскоре привычно появились мышечные сокращения и жжение. Теперь они уже не чувствовались так резко, как в первые процедуры. Жжение достигло своего привычного максимума, но, к удивлению Майкла, не спало, а продолжало нарастать. Вскоре жжение превратилось в боль, охватывающую все тело. Никсон чувствовал себя так. словно с него живьем сдирали всю кожу. Непроизвольно Майкл начал считать оставшееся до конца процедуры время, скрипя зубами, чтобы не начать колотить в крышку саркофага. И тут его ждала еще одна неприятная новость. Когда время процедуры должно было уже закончиться, боль не ушла и крышка не открылась. Успокаивало только одно — боль перестала усиливаться, застыв на одном болевом уровне. К тому же начались сильные судороги, буквально скручивающие все тело, и Майклу стало совершенно не до счета. Он бился в конвульсиях, чувствуя, что еще чуть-чуть — и он просто потеряет сознание. Если бы не впившиеся в мундштук зубы, он бы уже орал, захлебываясь биораствором.
