Серебряный дракон | страница 36



Я складываю крылья и камнем падаю в ледяную воду. Доплыв до брата, обвиваюсь вокруг него и кусаю за ухо. Он хохочет и устремляется со мной на шее в жуткую глубину, пятьсот метров, на самое дно впадины. Туда не рискуют заплывать даже тритоны, если нет особой нужды. Темно, холодно. Вода приятно сдавливает тело. Брат знает, что мне нравятся глубоководные погружения, но самой донырнуть не удастся — сила Архимеда вытолкнет, законы природы нерушимы.

Проплыв по ложбине вдоль хребта подводных гор на огромной скорости, брат взметается к поверхности. Кровь закипает в моих венах от перепада давления, и я становлюсь пьяной, словно гном в праздник равновесия. Ихтиолк смеется надо мной и продолжает нестись на небольшой глубине с сумасшедшей скоростью. Мне весело, я захлебываюсь смехом и водой, теряя последние остатки воздуха из легких, и начинаю тонуть.

Брат поднимает меня наверх, откашливая воду, соскальзываю с его шеи и, работая лапами и хвостом, стараюсь изо всех сил догнать стремительно уплывающего Ихтиолка. Кажется, не спеша огибает он меня по большой дуге, криком подбадривает. Мои скудные усилия в погоне за водяным драконом ни к чему не приводят...

Я счастлива! Мой слух улавливает все звуки в прозрачной воде, слышу, как в горе стучат молотками работящие гномы, как переругиваются тритоны, хохочут русалки и свистят дельфины.

Весна! Жизнь пробуждается от зимней спячки. Я, маленький дракончик, стучу по воде лапами и, расправив крылья, взлетаю.

Солнце отражается от моей серебряной чешуи. Взмываю ввысь, где воздух настолько разреженный, что даже гордые орлы не поднимаются туда, и слышу зов деда...


9

Кто-то упорно тряс меня за плечо. Тепло так, уютно, что совершенно не хочется открывать глаза, тем более вставать.

— Джокер, проснись! Сколько можно дрыхнуть? — Кажется, это Арс, если я ничего не путаю.

Приоткрыла один глаз ровно настолько, чтобы увидеть. Точно, он, нет, не так — ОН! Я все вспомнила, и как я могла спокойно спать?

— Что случилось? — Сон как рукой сняло, но только на мгновение.

— Слава богу, жива, — услышала я его голос, в котором и тревога и облегчение одновременно, значит, мне можно немного расслабиться. — Спишь вторые сутки, не шевелясь. Думал, что яд все-таки тебя убил или парализовал.

— Не придумали еще отраву для меня... — Я бревном упала на постель. — А спать я могу неделями.

— Ну да! — поразился он моей способности. — А я тут с ума схожу.

— Зачем будил? — Я понимала, что виновата, но открыто признаваться в этом не собиралась.