Несмотря ни на что, Ранульф был так недоволен происходящим, что с трудом сдерживал охватившее его раздражение. Как могла она, практически ничего не получая взамен, отдать ему все эти сокровища?! Бесспорно, были более достойные претенденты, ведь лорд Джон или лорд Ричард, которых она избрала себе в мужья, пришли бы к ней не с пустыми руками, но с огромными богатствами и властью своих влиятельных родов. Именно в этом Рейна проигрывала чудовищно: у Ранульфа не было ни семьи, которая бы в случае необходимости пришла на подмогу, ни связей, ни власти, которая могла бы в чрезвычайной ситуации принести им поддержку. Она не могла знать обо всем этом, иначе ни за что не упомянула бы при составлении контракта о том, что оставляет после смерти мужа половину своих владений его семье.
Ранульф содрогнулся при мысли об этом и о том, что это фактически значило. Он должен поговорить с ней немедленно, но только не в присутствии этого злополучного монаха! Взглянув на писца, он спросил:
— Вы ведь не записываете все это, не так ли?
— Нет, милорд, я фиксирую только количество владений миледи, которые перейдут к вам после свадьбы, а также условия, касающиеся распоряжения собственностью после смерти одного из вас. Мне осталось лишь записать, какова ваша доля в заключении этого союза, а потом вы без промедления сможете вернуться к отцу Жоффрею для продолжения церемонии. Законность составления контракта будет подтверждена позже, а его копии вы сможете получить утром.
Ранульф молчал, не решаясь сказать, как невелико было его состояние, а монах выжидающе смотрел на него…
— Его доля в данном браке — семь тысяч марок, — произнесла абсолютно спокойным голосом Рейна. — Половину он вносит имуществом.
Услышав столь небольшую сумму, монах был невероятно поражен:
— Но…
— Никаких «но», — с силой сказала Рейна и сдержанно добавила:
— Сэр Ранульф обязуется также дать мне детей, защищать моих подопечных и собственность в меру сил своих, а также… также не избивать меня, поскольку, будучи мужчиной такого необычайного сложения, он с легкостью может убить меня одним ударом.
Взгляды всех собравшихся устремились на Ранульфа, который стоял ошеломленно-молчаливый и ярко-красный от стыда. Это последнее условие было неслыханной наглостью, ибо у мужа есть все права избивать свою жену, если она заслужила наказание, да и в том случае, если она невиновна. Монах первым сказал о неотчуждаемости этого права. И все же она поставила условие, противиться которому Ранульф не мог: он не посмел бы поднять на нее руку, ибо она была такой хрупкой, что он действительно мог случайно убить ее. Но дети! Зафиксировать в контракте, что он не имеет права отказаться от исполнения своих супружеских обязанностей?! Неужели она думает, что он собирается присвоить себе все ее богатство, а саму ее заточить в монастырь?! Конечно, это было бы весьма удобно, и все же он никогда не поступил бы с ней подобным образом. Господи! Да он был готов признать делом чести нежную и внимательную заботу о ней!
