✓ На лицѣ Катерины мгновенно погасъ лучъ радо-сти; оно потемнѣло, полныя, пересохшія губы задер-галась и, упавъ (головой на грудь матери, Катерина зарыдала. Она рыдала долго и глухо, подергиваясь всѣмъ тѣломъ. Старуха лѣвой рукой гладила дочь по волосамъ, а правой крестилась, шепча молитвы и отирая свои слезы. Она и не думала утѣшать и уговаривать дочь; только тогда, когда рыданія Ка-терины перешли въ тихій плачъ, она спросила:
— Ничего не приказывалъ, доченька?
— Языкомъ-то не владѣлъ, мама, знать, отшибли... Передъ смертью-то, какъ пришелъ въ себя... всѣ зубы у себя перешаталъ, мамынку по лицу гладилъ... а на меня все глядѣлъ... глазъ не спускамши... однимъ глазомъ-то глядѣлъ... другой запухъ... и слезы гра-домъ, и... за руку держалъ крѣпко... крѣпко... хо-тѣл^, видно, жаланный, што-то сказать да... языкомъ
не владѣлъ... т.еіап-кагак.ги
' 155
Й Катерину снова начало нодергивать отъ рыданій.
— А какъ я упала на полъ и потонъ собралась уходить, говорю ему: «Не умирай, дождись меня, Ва-нюшка... приду по утрію», какъ онъ закричитъ такъ: «Ой-ой-ой»; разъ дваддать, пока я ни вышла за дверь, все кричалъ и все на кровати-то бился... знать, не хотѣлъ бѳзъ меня помирать... .
— Жаланный мой, Иванъ Тимофеичъ, царство не-бѳсное, вѣчный покой, — задумчиво и горестно шеп-тала старуха. — Не побесѣдуемъ ужъ болыпе мы съ тобой, какъ бывало бесѣдовали и какъ сладко-то бесѣдовали... Какой хорошій, да добрый, да ласковый былъ... ,
— Я и до кузней нѳ дошла, а ёнъ помёръ...
— И до кузнѳй не дошла?! ахъ, жаланный... ро-димый...
— Не успѣла дойтить... нѣтъ...
Бабы плакали.
— Батюшку-то приводили? — минуту спустя спро-сила Прасковья. ѵ
— Приводили. Енъ не въ сѳбѣ былъ. Батюшка пошепталъ надъ нимъ молитву, приложилъ крестъ къ губамъ и болыпе ничего.
— Слава тебѣ, Господи, што хошь всѳ справили...
Катерина отерла слезы и понемногу успокоилась.
Наступило недолгоѳ молчаніе.
— А ты мама все объ ёмъ, объ Гаврилушкѣ? Я иду подъ окномъ и слышу — причитываешь...
— Все объ ёмъ, доченька, все объ Гаврилушкѣ.
Не забыть мнѣ моего жаланнаго сыночка! Сперва-то взгрустнулось мнѣ, доченька, все объ тебѣ, касатая моя, да объ Иванѣ Тимофеичѣ твоемъ. Ну, а всѣ мои думы горькія объ ёмъ, объ Гаврилушкѣ-то, зачина-ются, да съ имъ и кончаются. Цѣлый день такъ-то лежишь одна-одинохонька, такъ чего только не на-думаешь? Всѣ вотъ такъ уйдутъ съ утрія съ ранцяго на молотьбу и никто-то зацѣлыйдѳньненавѣдаѳтся,
і щ.еіап-ка к.ги
