Агриппина сидела на другом конце стола. Ее лицо, все последние дни искаженное судорогой, было спокойным. Она улыбалась.
Может быть, отрава Лукусты сегодня не понадобится? Однако у Агриппины очень странный, остановившийся взгляд. Она, не отрываясь, смотрела на супруга, который жадно глотал огромные куски грибов и урчал от удовольствия.
Холат между тем исчез. Или он тоже подкуплен Агриппиной? И выбрал в тарелке те грибы, которые не были пропитаны ядом? Должно быть, на сей раз она приготовила отраву, которая не портила вкуса грибов и действовала медленно. Тогда можно будет утверждать, что смерть произошла от естественных причин, ведь внезапная кончина всегда выглядит подозрительно.
Голос Клавдия прозвучал как-то приглушенно и неуверенно: он попросил вина из Сполето. Рабы принесли кувшин. Мне показалось, что он был наполнен кровью. Клавдий наклонил голову. Он любил пить прямо из сосуда, касаться напитка ноздрями, впитывая его испарения. Вдруг император откинулся назад и сжал левой рукой горло, как бы стремясь отрыгнуть нечто, что мешало ему дышать. Он пытался закричать, но только прохрипел что-то и повалился на бок.
Гости вскочили с мест, повернулись к Агриппине, которая просила о помощи богов, потом подошла к мужу и опустилась на колени, поддерживая руками его голову.
— Он жив, жив! — пронзительно закричала она, дрожа всем телом и, казалось, призывая богов удержать ее мужа на краю этой бездны.
Явились жрецы и принялись читать молитвы, умоляя богов избавить императора, равного Августу, от смерти.
Так прошло несколько часов.
Агриппина ходила по комнате взад и вперед, призывая присутствующих молиться во спасение прославленного и добродетельного императора. Вдруг тело Клавдия изогнулось, у него началась рвота и понос. Его организм, казалось, стремился очиститься от яда. Лицо Агриппины исказили растерянность и страх. Если Клавдий выживет, она погибла. И Нерон вместе с ней.
Британик был тут же. Он держал отца за руку, лицо его было печально и сурово. Рядом стояли Нарцисс и Нел. Бесстрастный Сенека держался поодаль. Я подошел к нему. Он прошептал, как бы про себя:
— Самые большие преступления довольно рискованны для тех, кто их совершает, но если идти до конца, то впереди ждет награда.
Он повернул голову, как бы указывая, что вошедший и направлявшийся к Агриппине человек был послан самой судьбой. Агриппина бросилась к нему, схватила за руки и громко — чтобы слышали все — стала умолять Ксенофонта, врача-грека, вырвать императора из объятий смерти. Между тем я был уверен, что тот его добьет.
