Рабы с Востока вереницей подносили все новые блюда. В небольших бутылях и кувшинах подавались тонкие вина из Сполетто и Сабинии.
Нерон жадно глотал еду. Со свистом высасывал устриц. Смаковал сочные, тающие во рту белые грибы. Пожирал рыбу, отрывал куски от жирной и маслянистой голубиной гузки. Грыз мясо кабана и молодых фазанов. Рыгал, мочился, портил воздух. Оросив съеденное вином, выбирал десерт — груды абрикосов, начиненных медом, горы фиников, россыпь сочных засахаренных яблок и груш, блюда миндальных пирожных.
Нерон пьян. Он шатается, позолоченная туника липнет к потному телу. Он щурится, чтобы лучше видеть, подносит к близорукому глазу изумруд, чтобы лучше видеть. И вдруг сгибается в приступе рвоты.
Я поднимаюсь из-за стола, отхожу подальше и останавливаюсь у колонны. От вида разграбленных столов меня мутит. Я не выношу запахов, который источают объедки, эту мешанину из рассола, крови, требухи, яиц и рыбы — все то, что Сенека называет «изысканной тухлятиной». Все это его не смущает. Да и что может смутить Сенеку?
Я смотрю на учителя. Он сидит рядом с Нероном, его лицо бесстрастно, словно он ничего не видит, не слышит, не чувствует. А будущий император между тем выпрямился, снова потянулся к стакану, замурлыкал песенку, притянул к себе мальчика и девочку, которым на вид не более двенадцати лет, и стал тереться об их гладкую кожу своим оплывшим телом.
Сенека даже не повернул головы. Может быть, сидя за этим столом, он размышлял о книге, которую начал писать? В ней речь пойдет о «душевном покое» — он часто говорит со мной об этом.
Как ему удается находиться рядом с Нероном и сохранять свободу мыслей?
Я же задыхаюсь. Мне кажется, что весь Рим смердит.
Рабы расставляют светильники среди блюд, приносят факелы. Становятся видны полулежащие переплетенные тела.
Сидя в полумраке, я вижу, как Сенека склонился к Нерону. А может, он не в силах устоять перед его красотой и молодостью, перед обаянием этих голубых глаз? Или все-таки, как он сам утверждает, он видит в Нероне прежде всего сына Аполлона — того, кто назначен богами и людьми на место высшего властителя? И его привлекает не тело Нерона, а власть, воплощением которой он скоро станет?
Подошла Агриппина. Каждую ночь она кружит возле сына, чтобы увидеть его последнюю добычу. Она грубо расталкивает молодых людей, облепивших тело Нерона, и садится рядом. Он склоняется над ней, как любовник. Гости встают и молча расходятся. Ко мне подходит Сенека и увлекает за собой.
