1) по инициативе Тухачевского, в его бонапартистских целях;
2) по директиве Троцкого;
3) по указанию центра «правых»;
4) по решению блока троцкистско-зиновьевской и правой организаций;
5) по установкам, исходившим от генштаба Германии.
Обстоятельства «дела» в суде были исследованы крайне поверхностно и неполно, вопросы, задававшиеся подсудимым, носили тенденциозный и наводящий характер. Суд не только не устранил наличие существенных противоречий в показаниях подсудимых, но фактически замаскировал эти противоречия. Он не истребовал никаких объективных документальных доказательств и свидетельств, необходимых для оценки правильности тех или иных обвинений, не вызвал никаких свидетелей и не привлек к рассмотрению дела экспертов. Все по существу свелось к личному признанию подсудимых.
Вдова командарма 1-го ранга Белова вспоминала, каким вернулся с заседания суда ее муж. Не закусывая, он буквально проглотил бутылку коньяку и прошептал ей: «Они все сидели как мертвые. В крахмальных рубашках и галстуках, тщательно выбритые, но совершенно нежизненные, понимаешь? Я даже усомнился — они ли это? А Ежов бегал за кулисами, все время подгонял: «Все и так ясно, скорее кончайте, чего тянете…»
Волей подсудимых наркомвнудел и его подручные продолжали манипулировать, как заблагорассудится. Но иногда возникало и хотя бы подобие сопротивления. Так, на вопрос Ульриха, адресованный Тухачевскому: «Вы утверждаете, что к антисоветской деятельности примкнули с 1932 года, а ваша шпионская деятельность, ее вы считаете антисоветской, она началась гораздо раньше?», последовал ответ: «Я не знаю, можно ли было считать ее шпионской…»
О том, что маршала не удалось окончательно сломить, против своей воли поведал и один из «судей» — Буденный. В своей докладной Сталину 26 июня 1937 г. он писал: «Тухачевский с самого начала процесса суда при чтении обвинительного заключения и при показании всех других подсудимых качал головой, подчеркивая тем самым, что, дескать, и суд, и следствие, и все, что записано в обвинительном заключении, — все это не совсем правда, не соответствует действительности.
Иными словами, становился в позу непонятого и незаслуженно обиженного человека…
Тухачевский в своем выступлении вначале пытался опровергнуть свои показания, которые он давал на предварительном следствии».
По ряду свидетельств можно судить, что судьба подсудимых была предрешена заранее. Как сообщил в 1962 г. секретарь суда И. М. Зарянов, Ульрих непрерывно информировал Сталина о ходе судебного процесса. Имелось прямое указание вождя о применении ко всем подсудимым расстрела. Что это так, подтверждается и его телеграммой, направленной в день суда в партийные комитеты республик, краев и областей. Судебное заседание еще не состоялось, а генеральный секретарь ЦК уже отлично знает, как долго (точнее — недолго) оно продлится, каков будет исход, и дает указания: «В связи с происходящим судом над шпионами и вредителями Тухачевским, Якиром, Уборевичем и другими ЦК предлагает вам организовать митинги рабочих, а где возможно, и крестьян, а также митинги красноармейских частей и выносить резолюцию о необходимости применения высшей меры репрессии. Суд, должно быть, будет окончен сегодня ночью. Сообщение о приговоре будет опубликовано завтра, т. е. двенадцатого июня».
