Таким образом, мы переходим от любви к переносу. Или, еще более точно, здесь мы имеем дело с комбинированной концепцией любви в переносе. Фрейд (1914b, 154) говорил о новом iibertragungsbedeutung (трансферентном смысле), который аналитик придает симптомам пациентки. Таким образом, болезни приписывается трансферентный смысл. Но то, что в его статье 1914 года является герменевтическим предложением, техническим советом аналитику, имеет качество реального с точки зрения пациентки. Чувство пациентки столь интенсивно, что может привести аналитика к ошибке. Он может посчитать любовь в переносе чистой и простой любовью. Следовательно, она может иметь для него качество реальности. По-видимому, есть только один выход из этой головоломки. Аналитик должен вести анализ вдоль срединного курса: между сциллой отстраненного искусства толкования (герменевтики) и Харибдой аналитического "реализма". Лишь тогда виртуальность переноса будет "порождать промежуточную область между болезнью и реальной жизнью, через которую осуществляется переход от одного к другому" (Фрейд, 1914b).
Интерпретация любви в переносе должна, таким образом, быть направлена к восстановлению пространства между пациенткой и ее рассказом. Это больше, чем работа над сопротивлением. Приходится восстанавливать аналитическое пространство. Для успеха в этом деле необходимо восстановить понимание замещающей роли аналитика для анализанта, являющегося субъектом анализа. Лишь когда он или она находится вне центра психической жизни пациента, аналитик в состоянии придать симптомам невроза новый "трансферентный смысл", на который косвенно указывал Фрейд в работе 1914 года. Интерпретация переноса может содействовать инсайту пациента в глубь его специфической индивидуальности в выражении его способности любить (Фрейд, 1912а).
Использование выше местоимения мужского рода может привести нас к пониманию кое-чего относительно "тайного" континента женской сексуальности. Местоимение "его" принадлежит статье "О динамике переноса". Здесь оно применимо к индивидам как мужского, так и женского пола. Нет необходимости повторять, что та работа, рассмотрению "подстрочного примечания" в которой посвящена эта статья, рассматривает лечение пациентки мужчиной-аналитиком, который к тому же является врачом. Тогда неудивительно, что пациентка заключена в экстремальное положение чистого требования и изображена как молящее о любви создание. Здесь прорабатываются первые слабые представления о еще нуждающихся в исследовании аспектах примитивной оральности, которые являются нарциссическими поглощенностями. Тогда, чтобы "убедиться в своей неотразимости" [давайте обратим внимание на непереходность этой формулировки], пациентка попытается "подорвать авторитет врача, понизив его до положения возлюбленного"
