"Некая характерная для него сдержанность, внутренняя скромность, удивительная у такой выдающейся личности, привела к тому, что он столь долго держал свое удивительное открытие в секрете, что теперь оно утратило часть своей новизны. Позднее я нашел причину, заставляющую предполагать, что чисто эмоциональный фактор также вызвал у него антипатию к дальнейшей работе по разъяснению неврозов. Он наткнулся на нечто всегда присутствующее — перенос пациентки на своего врача — и не смог постичь объективную природу этого процесса. В то время, когда он под моим нажимом готовил "Исследования" для публикации, его суждение об их значимости казалось устоявшимся. "Мне кажется, — сказал он мне, — что нам обоим следует обнародовать это самое важное из всего, что мы собираемся открыть миру" (280).
Фрейд также не был невосприимчив к давлениям контрпереноса. В ходе дальнейшего обсуждения нежелания Брейера сотрудничать с Фрейдом в публикации этих размышлений о гипнозе, истерии и лечении разговором — нежелания, которое Фрейду оказалось непросто преодолеть, — Джонс (1953) писал:
"Постепенно Фрейд догадался, что причина нежелания Брейера публиковать открытие Анны О. была связана с его расстраивающим переживанием с ней. Тогда Фрейд рассказал Брейеру о случае, происшедшим с ним, когда его больная в любовном порыве бросилась ему на шею, и объяснил, почему неприятные происшествия такого рода следует рассматривать как результат феноменов переноса, характерных для некоторых разновидностей истерии. По всей видимости, это оказало успокаивающее воздействие на Брейера, который воспринимал свое собственное переживание подобного рода более личным образом и, возможно, даже укорял себя за неправильное обращение со своей пациенткой." (250).
А Эйхофф (1987) в аннотации к работе Фрейда о любви в переносе процитировал замечание Фрейда Юнгу (в связи с отношениями Юнга с Сабиной Шпильрейн) о том, что эти переживания являются разновидностью "обманчивого блаженства... Сам я никогда не был столь сильно им захвачен, но много раз подходил к этому чрезвычайно близко и еле-еле спасался" (107).
Но Фрейд сделал больше, чем просто предупреждение о тотальности опасности контрпереноса. В работе о любви в переносе он также попытался сказать о данном феномене языком психопатологии и объяснить присущую ему иногда особую интенсивность и цепкость. Он определил данный эротический перенос как могущественное сопротивление лечению: пациентка добивается от аналитика отыгрывания в контрпереносе и таким образом тайного сговора с ней в отклонении от здоровой цели терапии — излечения посредством анализа — к (неизбежно гибельной) невротической цели — "излечению любовью". Фрейд считал, что таков особый феномен переноса у истеричных пациенток, большинство из которых очень хорошо поддается анализу (теми врачами, которые понимали данную ситуацию и могли воздерживаться от исполнения контрпереносных ролей), за исключением одного типа женщин, у которых "эта попытка сохранить любовный перенос для аналитической работы, не удовлетворив его, потерпит неудачу. Это — женщины с элементарной страстностью, не допускающей никаких суррогатов, дети природы, не желающие брать психическое вместо материального... Имея дело с такими людьми, стоишь перед выбором: или проявить ответную любовь, или навлечь на себя всю ненависть отвергнутой женщины. Но ни в одном из этих случаев невозможно соблюсти интересы лечения. Приходится, не добившись успеха, отказаться от лечения" (166-167).
