«А вот об этом мы узнаем завтра», — усмехнулся в ответ Талейран.
— По моим прогнозам, к власти придут социал-демократы, но лучше подождать, чем гадать, — заключил Шмельцер и тут же предложил тост за победителя, с которым придется иметь дело.
По возвращении Леднева из Германии я позвонил в приемную Андропова.
— Как доложить, по какому вопросу?.. — поинтересовался молодой голос.
— Юрий Владимирович знает.
Молодой человек умел уважать чужие тайны.
— Хорошо, доложу. — Через несколько минут его же бесстрастный голос сообщил: — Шеф просил передать, что все помнит и пригласит вас, как только освободится.
Освободился шеф не сразу, оставив мне достаточно времени для догадок о причине его занятости.
Теперь его помыслы были повернуты на Восток.
К весне 1969 года наши отношения с китайцами достигли перигея. В марте из-за острова Даманский дело дошло до рукопашной. Ситуация сложилась достаточно серьезная, чтобы отодвинуть на второй план решение немецкого вопроса. Это и стало причиной той затяжки, которую Шмельцер ошибочно принимал за мудрый расчет дождаться выборов.
Тем более я был удивлен, когда в конце апреля наша встреча все же состоялась. Не меньшей неожиданностью явилось и то, что Андропов пребывал в прекрасном настроении.
Протокол встречи остался неизменным: он обошел стол, протянул руку для пожатия, и, не торопясь, двинулся обратно.
— Вы, конечно, решили, что я забыл о нашем разговоре?
— Честно говоря, да.
— Вот и зря. Всякому событию свое время. Опыт учит, что выигрывают только терпеливые.
Умозаключение это не показалось мне тогда слишком глубоким. Позже я понял, что терпение было одним из качеств характера, которые он не только уважал, но и культивировал в себе.
— А теперь порадуйте успехами.
Я рассказал о пребывании Леднева в Германии и о его встрече со Шмельцером.
Андропов обладал крайне важным и, к сожалению, крайне редким сегодня качеством: он умел слушать. При этом он старался не перебивать говорящего, часто опускал глаза, чтобы по его реакции нельзя было судить о том, что из услышанного он одобряет, а что вызывает его раздражение. Позднее я не раз слышал от него, что государственный деятель должен скрывать свои эмоции. И по всему было видно — себя он считал именно таковым. Мне же не раз приходилось наблюдать со стороны, как далек он был от того, что считал совершенством.
Выслушав до конца, он некоторое время молча разглядывал меня, словно ожидал, что я вот-вот расскажу ему о ночных похождениях моего друга. Так же внезапно он развернулся в кресле и нажал кнопку на пульте.
