— Да-да! — подчеркнул Франц Хосс с горечью, пристально глядя на Фабиуса, который инстинктивно спрятал руки за спину.
— А щи! — вскрикнул Фабиус. — Какие щи варила повариха!
— Вот-вот! — загорелся Франц Хосс, как будто его озарило бесценное воспоминание.
— А по воскресеньям подавали вино! — выпалил Фабиус.
— Была часовня. Ходили в часовню, — добавил Франц Хосс.
— Общей не было, — подхватил Фабиус.
— Не было, потому что камер было достаточно, — счел нужным объяснить Франц Хосс скорее для Козефа Й., посверлив его взглядом.
Мешая ностальгию с горечью и печалью, старые охранники ударились в воспоминания о добрых старых временах. Заключенные работали много и хорошо. Еда была вкусная, и всем хватало. Правила были строгие, но внятные. Кто бежал, того ловили мгновенно. Директора тюрьмы можно было найти в его кабинете в любой час. В лазарете сидел доктор. В прачечной была прачка. Собак хорошо кормили. Ворота главного входа не скрипели так жутко. Хлеб привозили из города три раза в неделю. Заключенных пересчитывали утром, в обед и вечером. Миски и кружки были жестяные, а не пластмассовые. Печи были исправные, тяга отличная. Охранникам разрешалось зимой носить валенки. Заключенные шли на работу стройными колоннами и с песнями. Песни были красивые, жалостливые. Когда у кого-то кончался срок, на оформление уходило — да-да — одно утро.
На этой последней фразе оба охранника долго смотрели на Козефа Й.
— Вы только посмотрите на господина Козефа Й., — сказал Франц Хосс. — Как он мыкается…
Козеф Й. опустил глаза, чтобы избежать обязанности отвечать.
— У директора были? — спросил Франц Хосс.
— Еще нет, — тихо сказал Козеф Й.
— В кассу заходили?
— Нет еще, — повторил Козеф Й.
— Вот то-то и оно, — с горечью подвел итог Франц Хосс, подразумевая, вероятно, что происходящее с Козефом Й. есть подтверждение всего вышесказанного.
Тем временем суматоха за стенами тюрьмы достигла апогея. Рассвело по-настоящему, и Франц Хосс погасил свет в холле и в коридорах. По двору носилась туда-сюда охрана, сталкиваясь и чуть не сбивая друг друга с ног. Собачий лай перерос в истошный. Один раз даже прозвучал выстрел. Топот сапог по цементу был почище ливня с градом. Кто-то чеканным голосом отдавал приказы, срываясь, правда, на крик и крепкую брань. Появились солдаты, которые то вставали в строй, то ломали ряды.
— Поймают? — размышлял Фабиус, глядя в окно.
— Не поймают, — спокойно отозвался Франц Хосс.
— Поймают, — повторил Фабиус утвердительно, припав лбом к грязному стеклу.
