Эдокс нервно покручивал кончики усов.
— Так или иначе, надо с этим покончить. Мне понятно ваше возмущение, дядя. По-моему, чувство это вполне естественно. Но будем осторожны, здесь замешаны и еще кое-чьи интересы. Я собираюсь стать депутатом. Выборы должны состояться скоро. Если вы доведете дело до суда, то процесс как раз совпадет с избирательной кампанией. И тогда моя кандидатура провалится.
— Это, конечно, важное соображение, — заметил Жан-Оноре. — До сих пор я строго придерживался буквы закона. Я не мог позволить себе действовать иначе, ибо брат мой призвал меня сюда в качестве адвоката. К тому же я считаю, что право должно стоять выше всех иных интересов. Однако, — добавил этот благоразумный отец семейства, тут же начиная хитрить и лицемерить, — существуют же, в самом деле, обстоятельства…
— Этим мы дадим оружие в руки наших врагов, — настаивал Эдокс. — Клеветники не упустят этого случая. Нас будут называть проклятыми буржуа, убийцами народа.
Жан-Элуа, которому все это время не давали сказать ни слова, решительно выпалил:
— Пускай себе говорят, мы выше этого.
— Вы-то — да, дядюшка; но каково мне? Я хочу стать депутатом. А перед лицом общества человек отвечает за поступки всех членов своей семьи.
Рети не мог скрыть свое возмущение и то и дело нервно терся затылком о спинку стула; поднявшись с места, он два раза прошел взад и вперед по кабинету, потом остановился и, скрестив руки, сказал:
— Можно ли тратить столько времени на рассуждения, когда долг подсказывает, как надо поступить? О чем здесь идет речь? О человеке, убитом вашими сторожами, после которого осталась вдова с детьми. С вас требуют двадцать пять тысяч франков — и вы еще торгуетесь! Вот оно что! Оказывается, отныне убийцы еще хотят получать скидку. Но ведь человеческая жизнь, будь это даже жизнь последнего из оборванцев, дороже всего на свете, гибель ее не искупить никакими миллионами. За деньги можно достать все, только не жизнь. Она принадлежит богу.
Кадран стал возражать. Это было бы вроде премии за браконьерство, и Жан-Элуа остался бы в дураках. Сам он стоит за то, чтобы из этого сделали громкий процесс. Он полагает, что дело должно идти своим порядком.
На этот раз банкир заколебался; больше, чем все доводы Рети, на него подействовали соображения Эдокса, и он уже подсчитывал в уме те выгоды, которые могло бы принести ему избрание племянника депутатом.
— Прощайте! — крикнул Рети. — Я должен еще к вечеру написать статью… Вот увидите, я скажу вашему Сиксту всю правду!
