Эдокс проявил достаточную сообразительность и навсегда распростился с г-жой де Робюар, с которой находился в связи в течение целых пяти лет и которая дарила его самой пылкой любовью. Он променял ее на богатую баронессу, отказавшуюся от вдовства и передавшую в его руки все свое состояние. Этот ловкий трюк, которому завидовал Жан-Элуа, был проделан с большой осторожностью и еще раз подтвердил, что у Рассанфоссов расчет точный.
Попав в этот отлично устроенный дом, где прежде она почти не бывала, в дом, который по-настоящему она узнавала сейчас впервые, старуха была растрогана почтительностью всех его обитателей. Преклонные годы бабки и воспоминания, которые она вызывала в семье, — все это заставило их окружить ее настоящим культом. Им казалось, что весь героизм легендарных предков, трудившихся в шахте, оживает в каждом ее движении и в каждом шаге. Старуха видела, что любая ее прихоть немедленно исполняется, что каждое слово ее слушают как библейскую истину, и ей не приходило даже в голову, что почтительность эта не совсем искренна и что за ней, может быть, скрываются какие-то тайные расчеты ее невестки. Вильгельмина, которая теперь сама уже давно воспитывала своих детей, вспоминала, что когда-то она была послушнейшей из дочерей, и стала очень заботливо ухаживать за свекровью, как будто та была ее собственной матерью. Внучки старухи, эгоистичная и своевольная Сириль, добрая Лоранс и внук, Эдокс, приходивший иногда в родительский дом, всячески старались вознаградить ее за холодность других внуков — детей Жана-Элуа и уверить ее, что они-то и есть подлинные отпрыски старых Рассанфоссов. Помимо них, у Жана-Оноре была еще одна дочь, Ирен, которая находилась сейчас в пансионе.
От своего девичества Вильгельмина сохранила нежные голубые глаза и свежий цвет лица, обрамленного белокурыми пышными волосами.
— У моей Вилл, — любил говорить Жан-Оноре, — нежное лицо и нежный характер: душа у нее такая же нежная, как звук ее голоса, как пряди ее волос.
Высокая, довольно хрупкая, с атласными руками, деятельная, несмотря на свой мечтательный вид, очень решительная, несмотря на всю кажущуюся вялость, эта женщина, которая как бы совершенно растворялась в присутствии мужа, искренне ею любимого, заставляя его верить, что он и есть глава семьи, в действительности держала в своих твердых руках весь дом, и белокурая нежность ее нимало не распространялась на окружающих. Чуткость и духовная чистота сочетались в ней с хитростью, а слепая ревность к детям накладывала на весь ее характер печать темной страсти. Черты эти в полной мере сказались, когда был устроен семейный заговор, который ввел в их дом баронессу Орландер, женщину, с самого начала опороченную в ее глазах как своей национальностью, так и низким происхождением.
