Этот странный выродок, стремившийся к тому, чтобы все разрушилось и погибло, этот злой гений семьи созревал, точно некий ядовитый плод, сок которого потом прекращается в адское зелье, способное погубить целые поколения. Жан-Элуа, не имевший никакого влияния на сына, закрывал на все глаза и потихоньку от жены платил его долги. За три года долги эти превысили двести пятьдесят тысяч франков.
Равнодушие родителей, праздность и разврат сыновей, замкнутость дочерей — все это вело к неминуемому распаду семьи. Проступок Гислены способствовал еще большему обособлению всех друг от друга. Гислена сходила теперь вниз к завтраку, к обеду и ужину, а все остальное время проводила у себя. В доме царила атмосфера холодного отчуждения, упорного и неодолимого. Все члены семьи старались скрыть свалившийся на их головы позор, и это заставляло каждого особенно внимательно следить за собой. Г-жа Рассанфосс на глазах состарилась. В то время как сам Рассанфосс, поглощенный делами, после недели тоски и гнева ощущал только тупую, ноющую боль уязвленного самолюбия, жена его была потрясена до самых глубин своего существа — ее материнская гордость никак не могла примириться с разразившейся катастрофой.
Она поняла, что сама виновата во всем. Воспитанная гувернанткою на американский лад, Гислена привыкла к образу жизни светской девушки, богатой и независимой. В девятнадцать лет она имела уже собственную горничную, собственные апартаменты, ездила одна верхом и могла поэтому считать себя независимой от семьи. Негодяй получил возможность пробраться к ней в комнату, не возбудив ничьих подозрений. И все открылось только потому, что она позабыла запереть свою дверь на ключ, а наутро мать случайно вошла в эту оскверненную девичью спальню и сделалась невольной свидетельницей неслыханного позора.
Г-жа Рассанфосс учинила жестокое, чудовищное дознание, которое не замедлило раскрыть ей глаза на весь ужас происшедшего. Судя по всему, Гислена была беременна. Но она с каким-то диким упорством хранила свою тайну и ни за что не захотела сообщить матери подробности своего падения. Г-жа Рассанфосс в своих взглядах на порядочность была натурой узкой и ограниченной, и ей не могло даже прийти в голову, что, отдавшись красавцу мужчине, неравному ей только по положению, Гислена повиновалась голосу крови. Воспитание не могло укротить глубокое тяготение к простолюдину, коренившееся в ее плебейском сердце. В этой темноволосой пылкой девушке кровь кипела ключом, и жгучее желание, распространившееся по всем клеткам ее тела, толкало ее в объятия первого же мужчины, достаточно смелого, чтобы ее поработить.
