Арсентьев как-то торопливо провел необходимый на очной ставке процедурный опрос: фамилия, имя, отчество… знают ли подследственные друг друга… и приступил к существу дела.
— Подследственный Глинкин, вы признаете факт получения взятки от учителя Ромашкина? — почти торжественно спросил Арсентьев.
— Да, признаю. Были взятки и еще, я только не помню, от кого. Если вы подскажете, я вспомню. И кроме того, признаю, что делился полученными деньгами с Лукьянчиком.
— Семен Григорьевич, как вам не стыдно! — театрально выкрикнул Лукьянчик, но Арсентьев остановил его.
— Подождите, Михаил Борисович, сейчас вы скажете, что хотите… — и закончил записывать сказанное Глинкиным.
— Подследственный Лукьянчик, что вы хотели сказать?
— Глинкин говорит неправду. Он никогда со мной не делился.
— А не брали вы у меня двести рублей, когда ехали на кустовое совещание. Помните?
— Но это же я у вас одолжил.
— А отдали?
Лукьянчик молчал.
— Что это были за деньги? — спросил Арсентьев.
Глинкин повел головой и ответил с усмешкой:
— Это были очень грустные деньги. Главная печаль в том, на что они были истрачены. Не хотите рассказать? — обратился он к Лукьянчику, но тот отвернулся. — Хорошо, расскажу я. Существует дурацкая, но железная традиция: каждый участник подобных совещаний, в своей компании, обязан один коллективный ужин в ресторане взять на себя, иначе он подорвет честь своего города. Я говорю неправду? — снова спросил Глинкин у Лукьянчика.
— Это правда.
— Но раз это правда, признайтесь и в том, как мы этот ваш долг мне ликвидировали, — наступал Глинкин. Арсентьев еле успевал записывать их диалог. — Молчите? Ладно, снова расскажу я. Вы подписали, другими словами, утвердили предложенный мною список членов жилищного кооператива «Наука», в котором была фамилия человека, не имеющего никакого отношения ни к науке, ни к этому кооперативу. Но этот человек дал нам пятьсот рублей.
— Как пятьсот? — вырвалось у Лукьянчика. — Я у вас брал двести. Это во-первых, а во-вторых, между этими деньгами и моим долгом вам не было никакой связи. Наконец.
— Подождите. Триста рублей остались у меня, и я сейчас точно укажу, куда они пошли… Подарок завгорторгом товарищу Сивакову к его шестидесятилетию стоил сто сорок рублей. Не дарить было нельзя, все присутствующие здесь это знают. О шестидесятилетии Сивакова напомнил нам не сам именинник, а уважаемые организации, которые хотели отправить юбиляра на пенсию с музыкой, так сказать. Было это? Знаете: было!.. Дальше: двести рублей стоили подарки членам делегации соседнего города. На подарки для этой, как и для других делегаций, производилась разверстка по районным организациям, нам — исполкому — назначили двести рублей. Меня волнует вот что — здесь присутствует товарищ из обкома партии, — может, он скажет, что не знает о подобных разверстках? А если знает, то пусть скажет, где мы должны были брать на это деньги? Сейчас я полностью еще не готов, но к суду я подготовлюсь и дам полную картину подобных расходов.
