— Смутно, — пожал плечами капитан, словно его собеседник мог это видеть.
— Значит, не понимаешь, — огорченно убедился Шульгин. — Тогда я тебя просвещу. Орочей не коснулась ни Первая мировая война, ни Вторая, ни репрессии тридцатых, ни демократические преобразования девяностых. А еще есть статистика, что за все то время, пока они известны этнографам, ни один из орочей не убил себе подобного. Психология и культура этих людей уникальна, капитан. Быть может, потому они и вымирают, что Земля — не их дом. Окружающий мир не для них, потому что он не понимает культуры орочей. Так вот… Ты до сих пор не понял, с кем имеешь дело.
— В смысле? — напрягся оперативник, ожидая откровений в том, что советник Генпрокуратуры — ороч.
— В том смысле, что веришь в то, что видишь. Все не то, чем кажется. Культура «важняков», таких как Кряжин, уходит в Лету, потому что они делают свое дело во имя справедливости, а мы во имя высшей цели.
Если бы Антон Копаев, оперативник УСБ Екатеринбурга, слышал, в каком контексте подается его реноме, он бы, безусловно, рассмеялся. Не над тем, что работает во имя справедливости, а потому, что рекомендации эти подает заместитель начальника ГУВД, где Антон работает.
А капитан просто опешил, потому что не ожидал подобных признаний. Перед ним впервые встало противопоставление «справедливости» в укор «высшей цели».
— Но самое страшное заключается в том, что и ты, и я будем верить в то, что, пытаясь всячески помешать следователю, идем верной дорогой. Мы знаем, что должны найти убийцу первыми — это и есть наша высшая цель. А между тем совершенно не важно, кто это сделает первым. Последнее и есть справедливость. Ороча нельзя подкупить, нельзя напугать или переиначить, убедив в превалировании высшей цели перед справедливостью. Таких, как следователь, рядом с которым ты находишься, осталось, быть может, тоже не более двухсот пятидесяти на всю страну. — Чуть выждав, дабы дать сыщику время для осознания информации, Шульгин закончил резко, почти грубо: — Спроси меня сейчас — не ороч ли Кряжин по национальности, и я тотчас сниму тебя с задания, как совершенно бесполезного.
— Я не спрошу.
— Тогда никогда не пытайся убедить меня в том, что следователь Кряжин тебе поверил, — медленно, но твердо проговорил генерал-майор. — В противном случае ты будешь для меня неинтересен, потому как убедишь меня лишь в своей непричастности к делу достижения высших целей. А орочем тебе не стать лишь по той простой причине, что мама у тебя полька из Гданьска, а папа львовский еврей.
