Рожденные сфинксами | страница 8
В камни старые вина ушли.
Молоко из развалин сосут
Молодые ужи.
И змея оплетает крыльцо,
Разбухая от зимних дождей.
Идол каменный брызжет в лицо
Из гранитных грудей.
Рассветает... почти рассвело...
Что, родная, с тобой?..
Это, ласточка, твой Вавилон.
Пой же, ласточка, пой!
* * *
Урожай Вавилонского сада
Да вселенской давильни нажим...
Мы с тобою, как гроздь винограда,
В этом чане, обнявшись, лежим.
И веселые смуглые ноги
Лихо пляшут на наших костях.
И кровавые римские тоги
Веселятся над башней, как стяг.
Тень от башни ползет Вавилонской
И теряется в снах и веках,
Где заря распеленута розой
У Марии на вечных руках,
Где поют и подводят итоги
Виноделы столетья спустя...
И веселые смуглые ноги
Лихо пляшут на наших костях...
Боже правый, я так виновата,
Что упиться бы этой виной!
Ты послал мне любимого брата -
Я пустила его на вино.
Со святою своей простотою
Вся запутавшись в этом родстве,
Я была никудышней сестрою -
В Вавилоне, Египте... в Москве...
А потом в ледяном Петербурге
На крысином сквозном чердаке
Я писала, все пальцы обуглив
В самой первой наивной строке -
Урожай Вавилонского сада...
* * *
И в красном я вышла,
и в красном я в город вошла...
И лопались почки,
и млечно вскипала сирень,
Где сада касалась
моей багряницы пола -
И мир до корней
прогревала пурпурная тень.
И кровля, как лотос,
взрывалась в ночи надо мной.
А если я в поле
свершала ночлег и обед,
То все небеса
надо мною
вздымались волной,
И небо седьмое
раскрыться
спешило вослед.
Когда же я в храмы
входила в багряном своем,
То все купола
разжимали свои лепестки.
А если я кровом
дерзала назвать окоем,
Пространство иное
мои холодило виски.
Так вот,
что мне значили
вещие эти слова:
Нигде не коснется
покрова твоя голова,
Нигде не найдешь ты
ни кров,
ни отеческий дом,
Покуда ты будешь
в багряном,
в багряном своем.
* * *
Не называя вслух сосну сосною,
