Вождь сверхромантической школы в немецкой педагогике, впавший даже в острую ссору с правым лагерем, Винекен, по стопам того же «рецидива древности», влачит чуткие и одаренные юношеские группы по лесам и горам Германии, «помогая» им в романтической обстановке «изживать» охотничье-кочевые инстинкты предков (почему бы ему не потянуть ребят на фабрики, в рабочие подвалы, к голым батракам?!).
Мировой бойскаутизм в стержневом своем содержании носит все те же биогенетические черты «надсоциальной» романтики, отрыва от «классовых язв», внедрения в прошлое.
Одна из наиболее прогрессивных современных педологов — М. Монтессори[61] — все же настаивает на стихийной истине, вырастающей изнутри самого ребенка, требует мистически-покорной «слиянности» детей с природой. Выступления английского министра народного просвещения лорда Перси и других, менее речистых «наркомпросов» Запада, «международные» съезды по «этике», съезды и конгрессы по половому воспитанию, — в методологических своих обоснованиях опираются на отчужденность детства от материализма и современности.
Опасно было бы думать, что все биогенетисты грубо заостряют свои основные положения. В том-то и дело, что нет. Явный мистицизм и резкое ханжество било бы в нос, и потому в педологических учениях строится сложнейшая маскировка, скрывающая слишком наглую буржуазно-классовую сердцевину.
Под флагом «точнейших» биологических фактов, под соусом абсолютного классового «нейтралитета», зачастую даже под маркой «критического» отношения к биогенетизму, совершается незаметная, непрерывная, чудовищно-влиятельная научно-растлевающая работа, которая бьет и будет бить, притом пребольно, новорожденную пролетарскую педагогику. Особенно опасны мимикристы, «будто бы не биогенетисты», которые, если не распознать их вовремя, сыграют роль троянского коня.
К чему сводится основная сущность биогенетического закона в приложении его к внеутробному человеку? К двум органически увязанным моментам:
1. К признанию диктаторского приоритета в детстве древнего биологического опыта над новым.
2. К исчерпывающей эндогенной обусловленности основных этапов детства.
Отсюда уже рост ребенка как эволюционное изживание древнего опыта. Отсюда же и «свобода» воспитания как единственный путь для правильной «стопроцентно» эндогенной эволюции: детская среда должна быть оторвана от среды взрослых.
Не будем здесь улавливать ханжескую фразеологию в буржуазной «свободе воспитания» при условиях свободной эксплуатации, — спор придется вести не на социологическом, а на биологическом фронте, так как биогенетисты оперируют психофизиологическим материалом.
