«Председателю Волжского райисполкома
т. Кабанченко П. И.
от Двинянина С. В.
Заявление.
Просим Вас прислать комиссию по поводу того, что проживать в нашем доме невозможно в связи с его состоянием и антисанитарными условиями местности. Весь наш переулок, почти всех жильцов, отселили ещё два года назад за невозможностью проживания в этом районе. Живём мы около института, там, думая, что всех снесли, сбрасывают к нам мусор. Рядом протекает ручей с нечистотами – рассадник крыс и прочей заразы. Отводить воду из ручья некому, вода выходит из русла, и у нас её полный двор. В результате постоянной сырости дом даёт осадку, лопаются стены.
Просим разобраться с нашим вопросом.
Семья Двиняниных».
— После такого заявления квартиру сразу должны дать, – хвалился перед женой, с прохладцей отнёсшейся к моему шедевру. – Чего не восхищаешься? – приставал к ней. – Не вижу цветов, восторженных поклонниц, не слышу грома оркестра. Ну хочешь, ещё про негров вставлю?
— И про термометр не забудь! – язвила Татьяна.
— Господи, ну при чём тут термометр?
— А при чём негры? – не понимала она.
— Чтобы Кабанченку добить. Можно, например, так, – любуясь собой, вразумлял непонятливую супружницу.
«Бабы, они и есть бабы».
— Смотрели недавно передачу про бедственное положение американских негров. Очень завидовали тяжёлой гарлемской жизни. Мы с удовольствием согласились бы жить в обшарпанной пятиэтажке. Главное, что там есть газ и вода, а без мусоросборника как‑нибудь бы обошлись, на улицу бы вынесли; лифт нам тоже ни к чему, хоть и пятый этаж бы дали. А вот бедный, замученный тяжёлым бытом негр, в нашем лачужном овраге более недели не выдержит, запросится обратно, в свои райские трущобы. На сём с приветом, Двинянины.
Ну как? После прочтения сего опуса нам, кроме квартиры, попытаются ещё и гараж с погребом всучить.
— И грамоту от женсовета! – перебила меня бесчувственная жена.
Но я, окрылённый своим успехом в сочинительстве, не обращал внимания на мелкие уколы.
Согласно диалектике общественной жизни на смену пролетающим выходным приходят тягомотные будни.
Первый, кого встретил на подходе к цеху, был, конечно, Пашка. Пятнистый, как политическая карта Африки, от синяков различных цветов и оттенков.
— Ты, как картина абстракциониста, – поздоровался с ним. – По–видимому, выбрал не ту линию поведения?..
— Чё, Серёг, шнобель у меня здоровый, да? – потрогал он распухший нос.
— Ничего, вешалка, – подбодрил его. – Не с Большим поцапался?
