При блеске дня | страница 139



Мы снова замолчали, попав на остров, омываемый потоками музыки.

— О чем ты думаешь? — наконец спросила Элизабет.

Я поднял взгляд и увидел Лео Блатта: он уже собрал людей и шел к нам. Я встал.

— О смерти, — ответил я. — И с моей стороны было бы непорядочно думать о ней здесь. Спокойной ночи, Лиз. Хорошей игры.

Глава девятая

Поднявшись в номер, я вернулся к мыслям о смерти. Сказав Лиз и Блатту, что не хочу играть в покер, я решил сразу подняться к себе и вспомнить про Элингтонов все, что еще не успел. А потом, когда мы с Элизабет молча сидели в вестибюле и слушали Шуберта, память внезапно перенесла меня в июньский день 1914-го, на утес Пикли-Скар: я даже увидел выпученные глаза Лауры Блэкшоу и себя, пробиравшегося по скалам вместе с Джоком Барнистоном к тому месту, где лежала Ева Элингтон. Итак, обещанная смерть произошла, но погибла не только Ева. Я размышлял о гибели времени и того мирка, который стал частью моей души. Долгое время я ни разу не вспоминал тот страшный июньский день, но теперь, поскольку я заново пережил два года в Браддерсфорде, где-то в глубине моей души словно открылся огромный чулан: я, долговязый юноша, испуганно и удивленно озирался по сторонам, пока вокруг со скрипом отворялись двери шкафов и буфетов, поднимались крышки сундуков, в темноте сверкали глаза и звучали полузабытые голоса людей. Чувство это посетило меня еще внизу, когда Элизабет задала вопрос о трио, а Блатт собирал желающих сыграть в покер. Однако, стоило мне вернуться в номер, Элизабет и Блатт превратились в крошечную светлую точку, а шкафы и сундуки — в дома, конторы и поля довоенного Браддерсфорда и Уэст-Райдинга.

Минувшей ночью в моей памяти обнаружилось несколько дыр, о существовании которых я не догадывался. Дыры эти никуда не делись и сегодня, но зато я понял, что не утратил ничего важного: забылись лишь подробности повседневной жизни, пустые недели, связывающие между собой события.

Я четко помнил день, когда уволился Джо Экворт. Это случилось где-то между Пасхой и Троицей. Уже два месяца Никси работал с нами, в комнате для образцов. Его перевели (к вящему недовольству Экворта) сразу после поездки мистера Элингтона в Лондон, где ему, должно быть, строго наказали не мешать Никси. Я ждал страшных ссор между ним и Эквортом, однако они не обменялись ни единым бранным словом. Малькольм, понятное дело, умел держать себя в руках, а вот Экворт меня удивил. Я должен был понимать, что вспыхивал и кричал он только по пустякам, а теперь, помрачневший и молчаливый, он разозлился по-настоящему.