— Ничего, Грег, договаривай, — с еле заметной улыбкой, отчасти ироничной, отчасти любящей, произнесла Элизабет. Давно я при ней так не горячился. — Еще немножко я перенесу.
— Теперь о нас, — сказал я. — Я вернулся в Англию, чтобы писать сценарии, если они кому-нибудь пригодятся. Больше я ничего не умею. Мои сценарии пригодились. Я кое-что написал и время от времени продюсировал фильмы. Пусть не шедевры — условия были ужасные, постоянные налеты и перебои с электричеством, вечно не хватало персонала и площадок, — зато мне за них не стыдно. Ты писала, спрашивала, как идут дела. Иногда я подробно рассказывал. Почему? Потому что у себя в Голливуде ты не видела ни одной из этих картин.
— Одну видела, про фабрику, — тихо произнесла Элизабет. — Сэм Грумэн показал ее мне у себя в студии. Я сидела и плакала, Грег.
— Ну да, им случайно досталась пленка, вот они и прокрутили ее для тебя по доброте душевной. Единственный фильм из всех, что я снял за последние пять лет. Я это к тому, что в Америке английское кино не показывают, а наши люди вынуждены смотреть все, что приходит из Голливуда, даже если это унизительно и обидно. Теперь понимаешь?
— Да, — неуверенно произнесла Элизабет. — Но я разговаривала с прокатчиками, они говорят, что им нужны громкие имена… и…
— Им все время что-нибудь нужно! — гневно перебил ее я. — Слышал не раз. Когда мы посылаем им картину, она должна пройти отбор: там сто фильмов на одно место. Вот и нам стоило бы так фильтровать мусор, который они на нас сваливают. Конечно, Лео Блатт тут ни при чем.
— Только ты почему-то считаешь его невыносимым. Напрасно. Он и впрямь похож на тявкающую собачку, зато он щедрый и добрый, жизнерадостный и смешной. А скольким людям он помог!
— Знаю, знаю, — простонал я. — Будь он отъявленным мерзавцем, все было бы проще. Но он хороший человек. Даже не тщеславный, во многом скромный. Однако чувствуется в нем некое коллективное тщеславие, которое я считаю современным проклятием Америки, — сознание абсолютного превосходства над остальным миром. Викторианская Англия была такой же. Из-за этого даже порядочные люди кажутся бесчувственными нахалами.
— Они хотя бы живые, — резко возразила Элизабет. — А половина здешних постояльцев уже умерли!
С этим я не мог поспорить. Я и сам так думал. Но что-то ведь надо было ответить.
— Это не англичане. Ты прямо как те американки, что кроме «Ритц», Беркли-сквер и «Клэриджес» в Лондоне ничего не видели, однако с удовольствием пишут статьи о британской демократии.
