— Все правильно, Лиз.
— Ты сегодня не в духе, — сказала она насупившись.
— Отнюдь.
Несколько мгновений Лиз молча меня разглядывала, а потом ностальгически улыбнулась.
— Помнишь, как ты нашел меня зареванной возле писательского бунгало на площадке Мерца? Я думала, что никому не нужна и гроша ломаного не стою.
— Да. Сдается, в этом беда Голливуда: слишком много людей ползает по краю черной ямы.
Лиз не была настроена обсуждать Голливуд.
— А потом, — продолжала она, — я развелась с Терри и была в ужасном состоянии, как через мясорубку пропустили. Ты заставил меня поехать с Этель Ферримэн на ранчо в пустыне Мохаве. Я тебе никогда не рассказывала, какое это было чудовищное ранчо: всюду липа, всюду обман! Мерзкая пахта и магазинные салаты… да еще пыльные бури через день. А по домам в креслах-качалках сидят бедные забытые всеми голливудские жены — злые как собаки.
— Первый раз слышу, — сказал я. — Мне и самому там не нравилось. Но в твоем тогдашнем состоянии лишь это и могло тебе помочь. И помогло.
Ее красивое лицо просияло.
— Помогли мне твои визиты и твой чудесный сценарий. Помнишь, как ты приезжал поздно вечером, по пятницам, и я тебя ждала? Ох, ну и скандалила я с кухаркой — та ни в какую не хотела готовить нам нормальную еду! Мы с тобой часами обсуждали сценарий, и уже тогда я знала, что фильм получится необыкновенный. Конечно, так и вышло, но с теми нашими вечерами ничто не сравнится. При луне, если не было пыльной бури, мы выходили на улицу и просто стояли, прислонившись к забору: говорили, говорили… Этель была абсолютно уверена, что мы все это время занимаемся любовью. Она обижалась, что я ничего ей не рассказываю… Бедняжка Этель! Чудесное время.
— И то правда. — Я ответил совершенно искренне, проникшись ее ностальгией. Однако, признаться, тогда мне это время не казалось таким уж чудесным: долгая поездка на ранчо и обратно (в воскресенье вечером) меня очень утомляла. Я шел на такие подвиги лишь потому, что после развода с Терри Элизабет была сама не своя, и потому что я предостерегал ее от этого брака, и потому что без меня она бы не справилась. Все это заставляло меня вновь и вновь тащиться через пустыню Мохаве, каждый акр которой я ненавидел всей душой. — Да, славная была пора, — добавил я, в самом деле так считая. Как же легко себя обмануть!
Но Элизабет обмануть было непросто.
— Что-то по твоему голосу так не скажешь, — с укоризной ответила она.
Если бы нас кто-нибудь подслушивал, он бы решил, что мы женаты несколько лет и я начал пренебрегать супругой. А если бы кто-нибудь увидел Лиз в этом кресле, он бы сказал мне, что я должен быть глубоко польщен. Но я не был польщен, я даже слегка досадовал. Элизабет вела себя странно, и наша давняя дружба не оправдывала этих ночных упреков. Видимо, выражение лица меня выдало: она подлетела, поцеловала меня и, к счастью, не задержалась подле, а мигом вернулась в кресло. Я чуть дрожащими руками набил трубку, чтобы чем-то себя занять, а потом, старчески кряхтя, принялся ее раскуривать.
