Надо сказать, что для бывшего хирурга он стал неплохим маленьким бандитом, но после его слов меня бросило в дрожь. Получалось, я прыгнул с раскаленной сковородки Джханси прямо в пылающий огонь Канпура, но что же, дьявол побери, я могу с этим поделать? Из того, что рассказал Роуботем, следовало, что от Агры до Аллахабада не осталось ни единой безопасной щелки; никому не известно, сколько гарнизонов еще держится, да и те вряд ли могут быть безопаснее Канпура. Я не рискну даже попытаться бежать дальше в Лакноу вдвоем с Ильдеримом (одному Богу известно, что нас ждет, когда мы доберемся туда). Проведя лихорадочные подсчеты, я убедился, что у меня нет лучшего выбора, нежели оставаться с этим маленьким сумасшедшим и молить Бога в надежде на то, что полковник знает что делает. В конце концов, Уилер — опытный вояка — я помнил его по Сикхской войне — и Роуботем был уверен, что он удержит свои позиции и скоро получит помощь.
— И тогда этому проклятому восстанию придет конец, — уверенно заявил он, когда той же ночью мы разбили лагерь милях в десяти от Канпура, а небо на севере озарялось вспышками орудийного огня, который велся почти непрерывно. — Мы знаем, что наши войска уже подступают к Дели, так что вскоре должны проломить оборону бунтовщиков и сбросить нечистое создание, именующее себя королем Индии, прочь с его предательского трона — это посеет неуверенность в сердцах мерзавцев. А затем, когда с юга от Лакноу двинется Лоуренс, а другие наши силы продвинутся вверх по реке, это гнездо мятежников под Канпуром окажется в ловушке — уничтожить их, и дело сделано. Потом останется только восстановить порядок и назначить этим негодяям достойное наказание; им нужно будет преподнести незабываемый урок — даже если придется уничтожать этих выродков десятками тысяч. — Роуботем вновь погрузился в сладостные мечты, которые напомнили мне о повешенных в этот день, а его вояки, сидящие у костра, возбужденно загалдели. — …Даже сотнями тысяч. Это — минимум, который потребуется, чтобы раз и навсегда выбить из них даже саму мысль о мятеже. Милосердие было бы настоящим сумасшествием — его бы приняли за нашу слабость.
Эта проповедь вызвала небольшую, но весьма оживленную дискуссию, что делать с побежденными мятежниками — разорвать выстрелом из пушек, повесить или расстрелять. Некоторые предпочитали сжечь их живьем, кое-кто — засечь до смерти, а малый в соломенной шляпе настаивал на том, чтобы всех распять, но кто-то из присутствующих заметил, что это будет напоминать богохульство. Мои спутники всерьез и со знанием дела занялись обсуждением этого вопроса, и прежде чем вздымать руки в благочестивом ужасе, вспомните, что семьи многих из них были вырезаны в обстоятельствах, подобных тем, которые я наблюдал в Мируте, и они жаждали отплатить
