О Достоевском: Четыре очерка | страница 29



Но молодежь ищет не там, где нужно.

«И вдруг, что же выходит?» — продолжает Достоевский. «Это слово правды, которого жаждет молодежь, она ищет Бог знает где в удивительных местах».

«Никогда молодежь наша не была искреннее и честнее (что не малый факт, а удивительный, великий, исторический). Но в том беда, что молодежь несет на себе ложь всех двух веков нашей истории. Разрыв с средой должен быть гораздо сильнее, чем, например, разрыв по социалистическому учению будущего общества с теперешним. Сильнее, ибо. чтобы пойти к народу и остаться с ним, надо прежде всего разучиться презирать его, а это почти невозможно нашему верхнему слою общества в отношениях его с народом. Во–вторых, надо, например, уверовать и в Бога, а это уже окончательно для нашего европеизма невозможно»[61]).

Здесь звучит несколько односторонняя славянофильская нотка, но в других местах Достоевский ярко свидетельствует, что и народ часто дик и безобразен и недостоин, но, по Достоевскому, народ и в грехах своих и в грязи своей знает, что есть святыня, хотя он и недостоин ее, и обращается к ней из глубины падений и из глубины покаяния своего. И в этом — его спасение [62]). Но молодежь отвергает святыню. Надолго ли? Навсегда ли? Достоевский верит, что она вернется к Тому, Кто есть спасаюшая Святыня для народа. К тому, что бесспорно свято и чисто и освящает жизнь своим присутствием, своим вхождением в жизнь мира («И Слово плоть бысть»), своим безмерным снисхождением в страждущей и состраждущей любви Своей. И этой Правде — не отвлеченной. а жизненной и реальной правде призвана служить и эта молодежь, столь жадно и искренно — и часто столь ошибочно, неверно, столь искаженно — ищущая Правды. Ибо Достоевский — мы знаем — не идеализирует однобоко эту молодежь. Он ярко рисует напр, крикливую, ограниченную, демагогически–революционную тупость (а иногда и внутреннюю пустоту и мелкую злобу) ряда ее представителей — так напр, в «Идиоте в «Бесах». В «Подростке» эта бурно кипящая в своих идеях и чувствах молодежь изображена более привлекательно. Достоевский видел обе стороны дела: и атмосферу злобной одержимости («Бесы»!) и, с другой стороны, чистоту и искренность исканий у многих и многих. И честная п искренняя молодежь поняла эту частную и суровую и духовно будяшую любовь к ней Достоевского, когда массами эта неспокойно бурливая молодежь шла за его гробом и провожала его до могилы, или когда приветствовала его так бурно и восторженно после его Пушкинской речи. Он кинул им суровые слова упрека и призыва и горячей будящей любви, и многие, многие — хотя бы полусознательно — откликнулись ему.