Напомню лишь эти строки великого мистика и поэта Хуана де ла Крус, испанца второй половины XVI века (1542–1591):
(«Изливая потоки благодати, Он поспешно прошел через эти наши рощи. А взглянув на них во время Своего прохождения. Он через одно только отражение лица Своего оставил их облеченными Своей красотой»).
5
Народ пред лицом Божиим, народ и Бог — эта проблема непрестанно, беспрерывно предносится Достоевскому. Нет у Достоевского принципиального «народопоклонства нет у него принципиального сознательного создания себе идола» из своего русского народа, из интересов своей русской государственнности и своей русской народной идеи. У него есть огромная, страстная, ненадуманная любовь к своему народу, вырастающая из глубины его существа, особенно развившаяся и созревшая на каторге, на которой он среди нравственного безобразия и смрада почуял также и черты духовной красоты в самых глубинных складках гг тайниках душевной жизни русского человека, даже на самых низших отверженных ступенях русского населения. Он охвачен страстной. «жалостливой». а нередко и восторженной и умиленной любовью к русскому человеку и русскому народу, не даром он характеризует свое общественно–политическое, а вместе с тем и нравственное направление словами: «Я — народолюбец». И эта любовь к народу, к простому русскому человеку часто не свободна у Достоевского, человека большой горячности и нередко эмоциональности, от некоторых преувеличении и идеализации. Из нее может позднее вытекать несправедливость, полу–презрительное отношение к другим национальностям, неосторожная, может быть, — и, может быть, ненужная — идеализация, как призвания русского народа, так и его духовных сил и данных. Всё это так, но всё это, все эти неосторожности и эксцессы и преувеличения любви, иногда до болезненности страстной и заступающейся за народ любви, — все это не меняет для Достоевского сути вещей, основоположной картины: народ бесконечно мал перед Богом, народ бесконечно недостоин перед Богом — и чем выше его призвание, тем более он недостоин, ибо этому своему призванию, осуществляемому его святыми и праведниками и истинными вождями духовными, — он так часто бывает — и был — неверен. Чем выше его призвание, тем отвратительнее глубина падения, в которое русский человек так легко погружается. Перед многими русскими людьми, более того — перед русским народом в его целом стоит та духовная опасность, на которую так настойчиво, так картинно и устрашающе указывает в своей знаменитой статье «Влас» (комментарий к Некрасовскому «Власу») Достоевский в своем «Дневнике Писателя»
