Теперь он видел ее насквозь — крикливая, бесчувственная натура, которую в мужчинах интересовало лишь одно — деньги. Подсчитывая, сколько он потратил на нее за последние полгода, граф в отчаянии стиснул зубы.
— Боже мой! Чего бы я только ни сделал с этими деньгами сейчас!
Сквозь пульсирующую боль в висках и неудержимый приступ гнева перед глазами графа во всех подробностях всплыла картина предыдущей ночи.
Он был не настолько пьян, чтобы не осознавать, что он делает. Ему было ясно, что удача от него отвернулась, но, как и любой игрок, он надеялся, что она вернется. Со следующей картой ему обязательно повезет. Или через одну…
Но в этот вечер везло только Лэмптону. Они были как враги, встретившиеся за игровым столом, и поэтому Лэмптон безостановочно поддразнивал лорда Винчингема, заставляя делать все более безрассудные ставки, пока наконец на кону не оказалось сто тысяч фунтов.
Лорду Винчингему до сих пор виделось, как он положил на стол бубновую шестерку. Теперь ему казалось, что еще до того, как тонкие пальцы Лэмптона перевернули последнюю карту, он знал, что проиграет. За долю секунды до того, как он ее увидел, ему стало ясно, что все кончено. И насколько бы он ни был пьян, он осознавал, что это для него значило.
Лорд Винчингем уже ясно видел, как все, чем он владел, переходит в руки Лэмптона. Дом, поместье, картины, которыми так дорожил отец, лошади и, наконец, самое важное, Клео де Кастиль.
С зеленого сукна карточного стола на него смотрела десятка пик, черная, как его удача, как внезапный приступ отчаяния, сжавший его сердце, так что ему стало трудно дышать.
Но он все же нашел в себе силы пошутить.
— Теперь, Лэмптон, мне придется закладывать свои пустые карманы, — как будто это не имело для него никакого значения, произнес граф. — Я выпью за вашу удачу. Дальше играть уже бессмысленно.
На лицах тех, кто наблюдал за игрой, граф прочитал уважение за то мужество, с которым он воспринял неудачу. Залпом выпив принесенный лакеем бокал бренди, он направился к выходу.
У двери его остановил Лэмптон. Ожидание очередных издевательств со стороны врага взбесило графа, но в тихом голосе Лэмптона звучало искреннее сочувствие:
— Я знаю, вам нелегко будет расплатиться, Винчингем. Перенесем возврат долга, скажем, на месяц.
Такое проявление участия еще больше вывело графа из себя. Больше всего ему хотелось ответить, что деньги будут у Лэмптона завтра рано утром, но он знал, что это невозможно. Досада, ярость и злоба вылились в невнятное, бормотание:
