Сколько он прошагал, Ставр не знал. Незаметно он утратил представление о времени и чувство дистанции. Сознание по-прежнему пребывало в эйфории действия, но тело начало подавать сигналы тревоги. Солнце жгло, раскаляя горло, дыхание стало обжигающим. Вены вздулись. Сдавило сердце. С самоубийственным упорством Ставр шел до тех пор, пока не понял наконец, что здесь не место для живого существа. На что можно рассчитывать, оказавшись здесь? На силу духа? Да. Но вопрос — насколько ее хватит? На железное здоровье? Тоже да. Но ведь и здоровье не безгранично. Если он хочет выжить, придется укротить свою гордость, свой инстинкт действия и не вступать в борьбу с тем, что победить невозможно. Нужно смириться и терпеливо ждать, когда обстоятельства изменятся, и быть готовым использовать свой шанс.
Ставр повернул назад. Но зол он был неимоверно. Ярость клокотала, как кипяток в котле. Если бы охранник у шлагбаума, перегораживающего вход в лагерь, позволил себе удовольствие отпустить какое-нибудь замечание по поводу его возвращения, Ставр перегрыз бы ему горло. На свое счастье, охранник храпел, развалившись на мешках с песком.
Когда, едва переставляя ноги и думая лишь о том, чтобы дотащиться наконец до душной, вонючей казармы и упасть на койку, Ставр проходил мимо конторы начальника лагеря, Хиттнер окликнул его:
— Добрый день, Ставр.
— Добрый день, сэр.
Начальник лагеря стоял, привалившись к косяку двери. На нем была псивая от пыли широкополая фетровая шляпа с витым шнуром вокруг тульи и черные очки. Спереди под переваливающимся через брючный ремень животом висела кобура, из которой торчала рукоятка здоровенного кольта, или смит-и-вессона, или чего-то в таком духе — деревянная рукоятка была отполирована, как ручка лопаты.
— Иди сюда, — приказал Хиттнер.
Ставр подошел и остановился перед крыльцом. Он чувствовал, как из-за непроницаемых линз круглые злодейские глазки Хиттнера изучают его обожженное лицо.
— Так, я понял, — усмехнулся он. — Ты, значит, из тех, кто не успокоится, пока сам все дерьмо на зуб не перепробует. Заруби себе на носу, счастливчик: сюда можно только прилететь и, следовательно, отсюда можно только улететь. Ну и конечно, еще можно оказаться между стенкой и стрелковым взводом. Вчера, когда ты прибыл, ребята уже начали играть в футбол, и мне неохота было тратить время на то, чтобы рассказывать тебе про наши порядки. Мы здесь никому не мешаем делать то, что ему хочется, но все последствия, само собой, за свой счет. Ты не хочешь сказать, кто ты, назвать друзей, которым я мог бы сообщить о тебе?
