Паб был темным и весьма специфическим, с опилками на полу. Там собралось полдюжины мужчин с обветренными лицами, которые производили впечатление завсегдатаев. За кружкой пенного пива я решил заговорить с одним из них.
— Чем здесь можно заняться? — обратился я к крупному парню в матерчатой кепке с твердым козырьком. — Есть какие-нибудь развлечения?
— Почти никаких. — Он не отводил взгляда от своей кружки.
— Может быть, верховая езда?
— Конюшен нет.
— А охота?
— Не в это время года.
— Что же вы делаете для моциона?
— Работаю на ферме.
Я сразу же уткнулся в свою собственную кружку.
По возвращении в Хоп Хилл я нашел Холмса в дверях маленькой тусклой гостиной, разговаривающим с неуловимой мисс Френсис. Она любезно поприветствовала меня осипшим голосом, который я едва расслышал, и в скором времени извинилась, намереваясь уйти.
— У меня болит горло, — объяснила она. — С вашего позволения, джентльмены.
Мы видели, как устало она поднимается по лестнице. Дверь в ее комнату закрылась.
За ужином я пожаловался:
— Здесь почти нечем заняться, Холмс. Местный паб не слишком веселое заведение, как и следовало ожидать, а что касается спорта — в округе нет ни одной конюшни. И поскольку здешние гости больны…
— Мы должны быть благодарны, что теперь у нас есть адекватное упражнение для ума, — заключил мой друг. Однако он не стал развивать эту мысль.
Прошло несколько скучных дней. Мой сон никогда не был крепким, а непривычная загородная тишина, вопреки моим ожиданиям, тем более не давала мне уснуть, производя противоположный эффект. Я понял, что мне просто необходим городской шум.
В конечном итоге нас спасла телеграмма из Лондона, адресованная Холмсу, — от самого инспектора Лестрейда.
Мой друг прочел ее, вскинув бровь, затем передал мне.
— Что думаете, Ватсон?
«Ужас восемьдесят восьмого возвращается», — этими словами начинался текст телеграммы.
Мне понадобилось некоторое время, чтобы понять эту фразу. Я озадаченно уставился на Холмса, который, похоже, уже разгадал эту загадку.
— Но разве Потрошитель не умер?
— Джеймс Мейбрик отравлен, — таинственно ответил он, — и тем не менее ужасы продолжаются, мой дорогой Ватсон. Потрошитель орудовал ножом и был зол. А эти новые преступления совершены с большим хладнокровием. Теперь я просто обязан вернуться в Лондон. И чем быстрее мы туда отправимся, тем лучше. Некоторые жизни еще можно спасти.
Его голос был решительным, на лице появилось несколько суровых морщин.
В тот же день мы сели на поезд. Я с облегчением отметил, что в этот раз мужчины в сапогах для верховой езды с нами не было. Когда я упомянул о нем, Холмс сказал:
