Над Кубанью зори полыхают | страница 41



Захмелевшие казаки выходили на крыльцо, бросали конфеты ребятишкам и от души веселились, глядя на их потасовки.

Потом на крыльцо вывели невесту. Собравшиеся у крыльца соседи и подруги затянули прощальную песню:

Черная галка да чечеточна
На раките сидели,
Ой, лёли, лелешеньки,
На раките сидели.
Хотели галка да чечеточна
Ракиту сломати, лелешеньки,
Ракиту сломати.
Не сломали, не сломали,
Только нахилили.
Ой, лёли, лелешеньки,
Только нахилили.
Ой, батюшка, ой, матушка,
Как нам расставаться?
Ом, лёли лелешеньки.
Как нам расставаться?
Разлучат нас, разлучат нас
Все князья–бояре,
Ой, лёли, лелешеньки,
Все князья–бояре.
Князья–бояре, князья–бояре —
Молодые поезжане.
Молодой поезжанин
Митрий Тарасович,
Ой, лёли, лелешеньки.
Митрий Тарасович.
Он на вороном коне,
На вороном конёчке,
Кованом седельце.

В конце песни Митька несмело подошёл к крыльцу, взял за руку Нюру и с хмурым видом помог ей сесть в тачанку.

Па другую тачанку, следовавшую за женихом, забрались подружки. Ухватившись друг за друга, они притопывали, допевая песню:

Гром гремит,
Земля дрожит,
Подковушки сияют,
Подковушки золотые,
Кони вороные…

Раскрылись ворота, и тачанка за тачанкой со звоном понеслись к церкви.

В церкви было сумрачно и душно. Свечи, толстые и тонкие, роняли восковые слезы. Катились слезы и из покрасневших глаз невесты. На Нюру с опаской поглядывали её близкие и родичи жениха. Они боялись, что невеста не даст положенного согласия на брак. И все облегчённо вздохнули, когда она бледными губами прошептала:

— По доброй воле, батюшка!

Слезы частым дождиком покатились на кружева, пышной оборкой обрамлявшие платье невесты.

Свашка, точно молитву, громко протянула:

— Слава богу! Слава богу! Конешное дело, по доброй воле. Рази теперя неволят!

Священник шёлковым платочком соединил руки молодых и повёл их вокруг аналоя. Певчие подхватили звонкое венчальное славословие. Ничего не видя от слез, Нюра шла почти ощупью, наступала на подол длинного атласного платья. Шаферы с венцами то отставали, то нагоняли венчающихся. Обряд совершился. Можно уезжать. Сват–боярин протиснулся вперёд через толпу и зычно закричал:

— Расступись, бояре, расступись!

А сам зорко посматривал по сторонам, как бы лихой человек не подбросил чего наговорённого под ноги новобрачным.

И снова через всю станицу, гремя бубенцами, помчались тройки. На крыльце дома Заводновых мать и отец жениха благословили молодых иконой, осыпали овсом, хмелем и мелким серебром — для богатства и счастья.