Студенты не заметили дыру. Тот, что поменьше, шагнул и провалился. Выбрался с помощью товарища, испуганный, мокрый, перемазанный липкой тиной.
Они вошли в узкий кривой переулок.
Громким лаем встретили их злые станичные собаки. Гремя цепями, псы бросались на заборы, выскакивали из подворотен.
В станице зажиточность определялась по количеству собак. Так и говорили о ком‑нибудь: «Богатый казак, одних кобелей на цепи до шести штук да столько же вольных добро стерегут».
Кое‑как студенты добрались до станичного правления. В окне жёлтый свет керосиновой лампы.
Поднявшись на крыльцо, постучали в дверь. Сидевший за столом писарь поднял голову.
— Эй, дежурный! Поди‑ка посмотри! Кого там принесло в такую непогоду?
В правлении дневалил станичный забияка Мишка Рябцев. Он сидел на полу в конце длинного коридора, посвистывал сквозь зубы и не слышал стука.
Окрик гшсаря заставил Мишку неохотно подняться и открыть скрипучую дверь. Керосиновая лампа под жестяным абажуром закачалась у потолка. Увидев студентов, Мишка присвистнул и крикнул писарю:
— Волчки пришли, Иван Иванович! Куда их?
Писарь недовольный тем, что его оторвали от дела, вышел в коридор, неприязненно взглянул на студентов, взял у них путевые листы и, подумав, произнёс:
— Ну что же, переночуйте в дежурной. А ты, — обратился он к Мишке, — принеси соломы и постели волчкам на полу.
Мишка принёс охапку, расстелил. А сам снова уселся на пол. Беспрестанно шмыгая веснушчатым, облупленным на ветру носом, он уставился на студентов любопытными серыми глазами. Один из них, тот, что провалился на мосту, сразу же упал на солому, с трудом дышал и натужно кашлял.
Ночью Мишку разбудил непонятный шум. Маленький студент вырывался из рук товарища, что‑то хрипло выкрикивал в бреду.
— Фельдшера, парень, надо!
— Хвершала? — переспросил Мишка. — Позвать, что ли?
— Сбегай побыстрее!
Мишка выбежал в холодную ветреную ночь.
Через полчаса ввалился в комнату Мишка, за ним — рослый молодой человек в шинели и выцветшей студенческой фуражке. Он протёр очки, склонился над больным.
А другой студент, взглянув в лицо фельдшера, сначала отшатнулся, потом вскрикнул, не в силах сдержать удивления:
— Иван!
— Кутасов! — развёл руки фельдшер. — Неужели ты? Откуда?
Они расцеловались.
— Значит, по волчьему билету прогон через Кубанские степи, и в такую погоду? — спросил фельдшер. — Значит, все‑таки пустили в пеший поход. И давно?
— Скоро два года.
— Два года без пристанища!.. А я вот эскулапом заделался. Врачую, как недоучка. Деваться некуда.
