А я раздумывал, что же ответить этому идиоту: возмутиться, расхохотаться или сознаться в своем «преступлении». И решил, что пожалуй, лучше всего будет «чистосердечно признать свою вину». «Да, с моей стороны это была большая оплошность, — отвечаю ему в тон. — Мне следовало, как только я появился на свет, немедленно отказаться от родителей. Но я только выругал их за то, что они со мной так подло поступили. Признаюсь, что допустил большую политическую ошибку, не отказавшись немедленно и публично от родителей. За это готов понести справедливое наказание. А впрочем, надеюсь вы не будете ко мне строгим и примете во внимание смягчающие вину обстоятельства — мою несознательность. Походатайствуйте перед высшим начальством, чтобы мне скинули пару лет. Будьте так добры!» — закончил я смиренно-униженным тоном.
В силу своей ограниченности следователь даже не нашелся, что ответить на мою издевку.
Преображенский умолк.
Возможен ли такой гротескный случай? При системе массового набора «юристов» для рассмотрения дел миллионов арестованных, когда НКВД привлекал к этой работе, помимо квалифицированных, тысячи полуграмотных, но верных людей, создавались реальные возможности для появления и таких уникумов, как Евсюков.
А вот другой случай. С допроса возвратился Бессонов, бывший преподаватель истории. Он рассказал следующее.
— На допросе следователь выдвинул мне обвинение в том, что я служил в белогвардейской деникинской армии и воевал против советской власти. «Позвольте, — возражаю, — как же так? В каком году Деникин наступал на большевиков?» — «Любой школьник вам скажет, что это было в 1919 году». — «Хорошо. Теперь разрешите спросить, в каком году я родился?» — «А ты что, не знаешь?» — начиная терять терпение, ответил следователь. — «Но вы же мне все равно не поверите, если я приведу точную дату моего рождения. Загляните лучше в мое дело».
Следователь Парамонов неохотно перелистал папку и выдавил из себя: «Ну, седьмого мая 1912 года». — «Теперь, гражданин следователь, сами сосчитайте, сколько мне было лет в 1919 году. Как же я семи лет отроду мог служить в белой армии?»
Следователь снова уткнулся в бумаги и начал более внимательно перечитывать мои биографические данные. Сомнений не было: «Бессонов Владимир Сергеевич, год рождения 1912-й, служил в белой армии».
Парамонов начал искать выход из такого дурацкого положения. Помолчав, он сказал:
«Н-н-н… да! Снять с вас обвинение я не могу. Оно составлено на основании агентурных донесений, и отклонить их я не имею права. Но скажу вам прямо: несмотря на абсурдность и глупость предъявленного вам обвинения, из тюрьмы вас все равно не выпустят. В ваших интересах хотя бы для вида признаться, что вы боролись в рядах белогвардейской армии против советской власти, В этом случае Особое совещание может снизить вам срок до пяти лет. Подумайте над этим». — «Но, гражданин следователь, как я могу подписаться под такой чушью, если мне тогда было только семь лет?»
