Глава XVII
Братание с красноармейцами
Большая узловая станция. Рядом стоят два длинных товарных состава. Один с паровозом головой на восток, другой — на запад. Первый эшелон с заключенными, второй — с красноармейцами, едущими на фронт. Был полдень. Во всех воинских вагонах двери настежь открыты. В дверных проемах, свесив ноги, сидят солдаты, живо беседуя друг с другом. Но тут их внимание привлекли бледные изможденные лица, прильнувшие к окошку стоявших напротив вагонов. Через полутораметровый интервал, разделяющий эшелоны, завязался разговор.
— Куда это вас везут? — спрашивают красноармейцы.
— На восток, в лагеря. Пока в Новосибирск, а дальше куда — не знаем.
— А что вы натворили — убивали, грабили, воровали?
— Да что вы! Мы такими делами не занимались. Сами не знаем, за что нас посадили. Когда началась война, схватили, поместили в тюрьму, а теперь вывозят в Сибирь и говорят, что там разберутся.
— Понятно, понятно… — сказали братушки.
— Так значит, вы вроде как политические или «враги народа», — иронически заметил один из них. — У нас, почитай, в каждой семье хватали кого-нибудь. Многие из них и по сей день не вернулись, видно, Богу душу отдали. А бедные бабы все свои глаза повыплакали. Много народа погубили, сволочи. Мужики крепко обижаются, но страсть как запуганы этими собаками, — и он указал на конвой, который стоял в конце нашего эшелона.
Красноармейцы явно нам сочувствовали и как бы подбадривали, давая понять, что не только мы, но и весь народ изнывает под пятой сталинских опричников.
— А что же вы все такие страшные — худющие, грязные, как шахтеры? — спросил один из красноармейцев.
— Да ведь мы больше недели не умывались. Какое там умывание? Для питья не дают воды!
Вскоре почти возле каждого вагона были группы красноармейцев. Все больше и больше проявляли они интерес к нам.
— А чем же вас кормят?
— Кроме черствого, практически сухого, заплесневевшего хлеба да соленых сельдей не дают ничего. Чтобы жажда нас не мучила, жуем только хлеб.
— А курить вам разрешают? — спросил еще один подошедший солдат.
