Долгая пауза, после чего открывается дверь, и тень падает на большую сеть; она дрожит, и паук в углу делает быстрое движение.
— Господин Ренгьельм? — говорит мрачная голова.
— Господин Фаландер?
— Привет! Вы уже искали меня сегодня?
— Да, я приехал сегодня в полдень и тотчас отправился к вам. Вы угадываете мое желание: я хотел бы поступить в театр.
— Да что вы? Это удивляет меня.
— Удивляет?
— Да, конечно. Но почему вы первым делом обратились ко мне?
— Потому что я знаю, что вы самый выдающийся артист, и потому что общий наш знакомый скульптор Монтанус отрекомендовал вас мне, как прекрасного человека.
— Так ли? Что же я могу сделать для вас?
— Дать совет.
— Не сядете ли вы за мой стол?
— Охотно, если вы позволите мне быть хозяином.
— Этого я не могу позволить.
— Тогда в качестве своего собственного гостя, если вы ничего не имеете против?
— Как хотите! Вы просите совета? Гм… Хотите откровенного? Да, конечно. Так слушайте же и принимайте всерьез то, что я говорю, и не забудьте, что в такой-то день я сказал то-то, потому что я принимаю на себя ответственность за то, что говорю.
— Скажите ваше мнение; я готов на всё!
— Заказали ли уже лошадей? Нет! Тогда сделайте это и возвращайтесь домой.
— Так вы считаете меня неспособным стать актером?
— Нет, конечно, нет! Я никого не считаю неспособным к этому! Наоборот! Все люди в большей или меньшей мере имеют способности представлять людей.
— Следовательно?
— Ах, это совсем иначе, чем вы это себе представляете! Вы молоды, ваша кровь кипит, вы чувствуете, как тысячи образов, красивых и ярких, как картинки сказок, движутся в вашем мозгу, но вы не хотите скрыть их, вы хотите вынести их на свет, носить на руках и показать их миру и при этом испытать большую радость — не так ли?
— Да, да! Вы высказываете мои мысли!
— Я взял только лучший и обыкновеннейший случай, так как я не ищу для всего плохих мотивов, хотя я о многом невысокого мнения! Итак, это стремление так сильно, что вы охотнее готовы терпеть нужду, унижаться, отдавать свою кровь вампирам, потерять свое общественное положение, погибнуть, чем повернуть обратно. Не так ли?
— Да! Ах, как хорошо вы меня знаете!
— Я знал однажды молодого человека — теперь я его не знаю больше, ибо он так изменился! Ему было пятнадцать лет, когда он вышел из исправительного учреждения, которое каждая община содержит для детей свершивших весьма обычное преступление появления на свет и в котором дети должны искупать грехопадение родителей — пожалуйста, напоминайте мне, чтобы я не отвлекался от темы! Он пять лет после этого сидел в Упсале и прочел страшно много книг, мозг его разделился на шесть отделений, в которые набили шесть родов всяких данных, числовых данных, имен, целую лавку готовых суждений, заключений, теорий, замыслов и глупостей. Это еще куда ни шло, ибо мозг поместителен; но он должен был вместить и чужие мысли, старые хилые мысли которые другие жевали всю жизнь и теперь выплюнули, тогда его стало тошнить, и — ему было двадцать лет, когда он поступил в театр. Взгляните на мои часы; взгляните на секундную стрелку; шестьдесят раз, пока станет минута; шестьдесят раз по шестидесяти, пока пройдет час; потом еще двадцать четыре раза, и это только сутки; потом триста шестьдесят пять раз — и это только год. Представьте себе теперь десять лет! Ждали ли вы когда-нибудь перед дверью дорогого друга? Первая четверть часа проходит незаметно; вторая — о, это охотно делаешь для человека, которого любишь. Третья: он не придет; четвертая: надежда и страх; пятая: идешь, но возвращаешься: шестая: Господи, я задаром потерял время; седьмая: но я останусь, потому что я здесь уже так долго; восьмая: бешенство и проклятье; девятая: идешь домой ложишься на диван и чувствуешь покой, как будто протянул руку смерти. Он ждал десять лет, десять лет! Не подымаются ли у меня дыбом волосы, когда я говорю это? Взгляните-ка! Десять лет прошло, пока он получил роль. И тогда он выбился тотчас же. Но он был уже готов сойти с ума из-за потерянных десяти лет; и он из себя выходил, что это не случилось десять лет тому назад; и был удивлен, что наступившее счастье не сделало его счастливым! Так он стал несчастным.
