— Да, да, это мы знаем. Но ей надо иметь костюм, что-нибудь восточное, она должна наклоняться вперед, как бы поднимая нечто с земли, так чтобы были видны плечи, шея и первый спинной позвонок, понимаю! Но в религиозном стиле Магдалины! С птичьего полета!
— И все-то ты должен высмеять и уличить!
— К делу! К делу! Тебе надо натурщицу, без этого нельзя! Ты сам ничего не знаешь! Прекрасно! Твои религиозные чувства запрещают тебе завести таковую, значит я и Ренгьельм, как легкомысленные ребята, доставим тебе натурщицу!
— Но это должна быть приличная девушка, предупреждаю!
— Конечно! Посмотрим, что мы сможем сделать послезавтра, когда получим деньги!
И потом они опять спокойно и тихо занимались живописью, пока не пробило четыре и пять часов. Время от времени они бросали беспокойные взгляды на улицу. Селлен первый прервал боязливое молчание.
— Олэ заставляет себя ждать! С ним, наверно, что-нибудь случилось! — сказал он.
— Да, тут что то неладно! И зачем ты всегда посылаешь этого бедного шута? Сам бы делал свои дела!
— Ему ведь больше нечего делать, и он так охотно ходит.
— Этого ты не знаешь, и вообще еще не известно, чем когда-нибудь кончит Олэ. У него большие планы, и он каждый день может опять встать на ноги. Тогда будет хорошо быть в числе его друзей.
— Нет, что ты говоришь? Какое же великое произведение он создаст? Охотно верю, что Олэ станет великим человеком, даже и не будучи скульптором! Но, чёрт дери, его долго нет! Не думаешь ли ты, что он истратит деньги?
— Да, да! Он давно ничего не получал, и искушение, может быть, стало слишком сильным для него, — ответил Лундель и затянул пояс на два отверстия, обдумывая, что он сам сделал бы на месте Олэ.
— Да, не будешь больше, чем человеком, а человек себе самому ближе всего, — сказал Селлен, знавший наверно, что он сделал бы. — Но я не могу дольше ждать; мне нужны краски, если бы даже пришлось их украсть. Я поищу Фалька.
— Ты хочешь еще повысосать из бедного малого? Ты еще вчера только взял у него на раму. И это были не малые деньги.
— Дорогой мой! Я принужден забыть о стыде; тут ничего не поделаешь. Чего только не приходится сносить? Впрочем, Фальк великодушный человек, понимающий, в какое положение можно попасть. Во всяком случае я иду теперь. Если Олэ придет, то скажи ему, что он скотина! Прощай! Приходи в «Красную Комнату»; там мы увидим, смилостивится ли наш хозяин и даст ли нам что-нибудь поесть до захода солнца! Запри дверь, если уйдешь, и положи ключ под порог! Прощай!
