— Слушайте! — простонал Нистрэм, положивший свою усталую голову на стол.
Левин выпустил дым в оратора, как бы желая плюнуть в него.
Фальк, бывший теперь пьяным, продолжал говорить, в то время как взгляд его искал далекой цели, которой он не мог достигнуть.
— Человек эгоистичен, это мы знаем все. М-мда! Отец мой, державший мне речь, когда я стал самостоятельным, как я только что упомянул!..
Он вытянул свои золотые часы и снял их с цепочки. Оба слушателя широко раскрыли глаза. Уж не хотел ли он сделать Левину подарок?
— …Передал мне при этом случае эти золотые часы, которые он получил от своего отца в…
Опять эти ужасные цифры; он должен был остановиться.
— Эти золотые часы я получил и никогда не могу я без волнения думать об этом моменте, когда я получил их. Вы думаете, может быть, что я эгоист, господа? Нет, я не таков. Конечно, не хорошо говорить о самом себе, но при таком случае надлежит бросить взгляд на прошлое. Я хотел бы только рассказать одно маленькое обстоятельство.
Он забыл о Левине и о значении дня и думал, что это — его мальчишник. Но теперь перед ним пронеслась утренняя сцена с братом, и он вспомнил о своем торжестве. Он чувствовал явную потребность говорить об этом торжестве, но он не мог больше припомнить деталей; только вот то, что он доказал ему, что он негодяй; вся цель доказательства выпала из его памяти, остались только два факта: брат, негодяй; он старался их связать, но они всё расходились. Его мозг работал и работал, и новые картины вставали перед ним. Он должен был говорить о какой-нибудь великодушной черте своей жизни. Он подумал о том, что утром дал жене денег и что она могла сколько хотела спать и пить кофе в постели; но это не подходит сейчас! Он находился в неприятном положении и пришел в сознание только от страха молчать и от взглядов четырех острых глаз, беспрерывно направленных на него. Он увидел себя всё еще стоящим с часами в руках. Часы? Откуда они? Почему те вон сидят в темноте, а он стоит? Да, так было, он рассказывал им про часы, и они ждали продолжения.
— Эти часы, господа, во всяком случае не замечательные часы — они скорее плохие часы!
Он рассердился по тайной причине, едва сознаваемой его мозгом, и ему нужно было что-нибудь, на чём сорвать свой гнев. Он ударил часами по столу и закричал:
— Это совсем скверные часы, говорю я! Слушайте, когда я говорю! Ты не веришь мне, Фриц? Отвечай! Ты выглядишь так фальшиво! Ты не веришь тому, что я говорю. Я знаток людей! И я могу еще раз поручиться за тебя! Или ты лжешь, или я лгу. Послушай, доказать что ли, что ты негодяй? Мм… да! Послушай, Нистрэм! Если я напишу ложное свидетельство — я негодяй?
